Я вовсе не осуждаю их: это неизбежно. Каждый университет сталкивается со сходной проблемой — студенты настолько входят во вкус новой жизни в кампусе, что у них исчезает желание грызть гранит науки.
Нам пришлось приложить немало сил, чтобы не позволить Флемингу, Филипсу, Лифу и Эбнеру вхолостую прослушать курс новых знаний. Пришлось следить за ними постоянно. Новые идеи были достаточно сильнодействующим снадобьем, а их мозг был настолько возбужден, что им хотелось резвиться словно школьникам на пляже. Порой, читая Гуссерля или Мерло Понти[3], они начинали вспоминать сцены из детства или любовные истории прошлых лет. Эбнер был большой меломан и знал все оперы Вагнера наизусть — стоило его оставить наедине, как он тут же начинал мурлыкать какую-нибудь темку из «Кольца Нибелунгов», погружаясь в пассивный экстаз. Филипс — этот был законченным Дон-Жуаном и всецело уходил в воспоминания о своих победах, даже воздух начинал вибрировать от сексуального возбуждения, и это сбивало нас всех с мысли. В защиту Филипса я должен заметить, что в своих сексуальных приключениях он вечно искал недостижимого, и вот теперь обрел это и никак не может удержаться от постоянных post mortems[4].
На третий день ко мне подошел Холкрофт:
— Мне кажется — мы сами себя дурачим.
Предчувствуя недоброе, я спросил, что он имеет в виду.
— Я толком не знаю, но когда я пытаюсь поймать их волны (он имел в виду паразитов), то чувствую очень сильную активность. Они что-то там замышляют, — ответил он.
Этого только не хватало! Мы овладели величайшей тайной, предупредили весь мир, а все равно остались такими же невежественными. Да кто же они такие, эти существа? Откуда они взялись? Какие цели преследуют? Действительно ли они обладают разумом или же примитивны, словно личинки мух в куске сыра?
Сколько раз мы задаемся этими вопросами, но нашли лишь несколько приблизительных ответов. Разум человека — это функция его эволюционного устремления; и ученый и философ стремятся к истине потому, что им надоело быть всего лишь двуногими существами. Но возможен ли разум такого рода у этих тварей? В разумность врага всегда трудней поверить. Впрочем, история не раз давала нам примеры, когда разум не являлся гарантией доброты. И все же, если они разумны, то должны быть и следы этого разума. Но в этом случае они должны понимать, что над ними взяли верх.
Но впрямь ли мы взяли верх?
Выслушав опасения Холкрофта, я созвал остальных. Мы только что позавтракали, стояло прозрачное утро, воздух успел уже прогреться. Группа летчиков в белых спортивных костюмах тренировалась неподалеку от нас — ветер доносил крики сержанта.
Я рассказал о своих тревогах и объявил, что пора изучить паразитов поглубже. Четверым «посвященным» было предложено подключиться к нашей телепатической сети. Операция предстояла опасная поэтому, лучше собрать воедино все наши силы. Через полчаса тренировки Аиф вдруг сказал, что слышит нас. Остальные долго пытались, измотались, но так и не смогли включиться — мы предложили им отдохнуть, расслабиться. Никто не знал о наших планах учеников не посвятили в них на случай атаки паразитов, ведь у неофитов еще так мало опыта в использовании новых сил сознания.
И вот — закрыты жалюзи, заперты двери, мы сели рядом и сконцентрировали душевные силы. Привыкнув к этой процедуре, я делал все почти машинально. Для начала — словно готовишься ко сну полное отключение от внешнего мира, затем отстранение от собственного тела. Через несколько секунд я уже погружался во тьму сознания. Следующий шаг требовал некоторой тренировки: надо отключиться от обычной физической индивидуальности. Остается только мыслящая часть меня, и она погружается в мир мечтаний и воспоминаний.
Вот как можно представить этот процесс. Предположим, вам снится кошмар, и вы говорите себе: «Это только сон. Я сплю в своей кровати, я должен проснуться». Вы ощущаете свое бодрствующее «я», однако оно запуталось в иллюзиях. Вскоре я обнаружил, что могу проникнуть сквозь пласт тех мечтаний, что стоят на пути к чистому сознанию — довольно сложный трюк, ведь люди обычно пользуются своим телом как отражателем сознания. Пласт мечтаний — странный беззвучный мир, в котором ощущаешь себя словно пловец под водой. Для новичков эта часть эксперимента может оказаться самой опасной. Тело в этот момент служит своего рода якорем для сознания. В одном из стихотворений Йитс благодарит Бога за «убогость плоти»[5], которая спасла поэта от кошмаров. Тело, словно груз, заякоривает на наши мысли и уберегает их от растекания в разные стороны. Когда мы оказываемся на Луне, наше тело весит несколько фунтов — стоит сделать шаг, и оно взмывает в небо словно шарик. Так и наши мысли — стоит им освободиться от притяжения тела, как они обретают демоническую энергию. А если их владелец — человек недостойный, то и мысли его становятся подобными исчадью ада. Человек должен знать, что его мысли не существуют отдельно от него самого, иначе он сойдет с ума от паники и только усугубит свое положение, подобно летчику, который загоняет самолет в безвозвратный штопор, неосознанно давя штурвал от себя.
5
Уильям Йитс — (1865–1939) английский поэт. (Имеется в виду стихотворение «Человек и эхо».)