Рецензируемая книга, конечно, отдает дань идеологической конъюнктуре и сенсационности, но она же выполняет функции исследовательские и просветительские. Поэтому хочется по-разному высказаться о составных частях этого сборника.
Самым ценным для современного читателя и исследователя я считаю публикацию двух трактатов-очерков о славянской мифологии. Источников всегда не хватает, и обнародование их (а здесь — как бы двойное зрение: прошлого века и нынешнего) — важное событие. Этот ряд в будущем должен быть продолжен переизданием очерка Татищева о российском язычестве, публикацией знаменитого «Слова об идолах», на тексте которого Б. А. Рыбаков строит немало выводов об исходных стадиях отечественной культуры.
Перепечатка работы известного академика, вошедшая в сборник, конечно, отрадна, но-куда лучше прочитать целиком те его монументальные монографии, где эти идеи развернуты полнее.
Третья часть сборника, конечно, наиболее полемична: речь идет о публикации уже ранее заявленной в литературе «Велесовой книги». Для широкой публики, как и для значительной части академического мира — скажем, специалиста-зарубежника, каков автор данной статьи, — появление подобного текста — явление внезапное. В православной, советской, а теперь и в постсоветской популярной, как и научной, традиции «Велесова книга» по разным мотивам, очевидно, обходилась молчанием. Ныне она объявлена фальшивкой учеными-славяноведами. Здесь не место затевать спор о подлинности этого документа, но, быть может, уместно говорить о тенденции к неординарным находкам, на которые он указывает. Припоминаю, что частью моего детства был спор — и весьма горячий! — о подлинности «Слова о полку Игореве». Не одно десятилетие дискуссий, интерпретаций, споров потребовалось на то, чтобы выработалась более-менее единая система мнений об этом памятнике. Может быть, и в случае с «Велесовой книгой», как ни покажется это странным, рано ставить точку. Позволю себе в этой связи привести одну аналогию.
В свое время мне довелось потратить немало сил, пытаясь верифицировать «сомнительного» происхождения индейский эпический текст, дошедший до нас, вероятно, в неполном виде и видоизмененный в чьей-то записи. Речь идет о знаменитой эпической хронике делаваров «Валпамолум», или «Красном Перечне». Американская наука до сих пор не имеет единого мнения о природе этого произведения, рассказывающего о предыстории ряда аборигенных племен. И все же-солидные ученые сегодня склоняются к тому, что перед нами — подлинный текст, уже давно, кстати, независимо от различных научных интерпретаций, живущий в виде культурного феномена, влияя на литературу, историографию, антропологию. Поэтому-то в споре «негативистов» и «позитивистов» по отношению к «Велесовой книге» я занял бы позицию выжидательного беспокойства, будучи заинтересован в развитии дальнейших исследований в данной области. Необходим, прежде всего, поиск аналогичных по духу, содержанию и древности произведений, дабы заполнить существующую лакуну в древнейшей летописи славянства — именно сейчас она и обнаруживается как весьма странный пробел. Быть может, на этом пути — разоблачения либо подтверждения подлинности — способны помочь компьютерные методологии. Ясно одно: поспешные суждения обоего толка окажут только дурную услугу. Остальное, при условии добросовестного подхода, подскажет время.
Теперь — немного о справочно-научном аппарате книги. Все, что относится к сведениям историко-биографического, этно-исторического, источниковедческого плана — ценно и не вызывает нареканий. Что же касается аспектов концептуальных, уровня авторских обобщений — они оставляют желать лучшего из-за своей неровности. Так, интересное по тону и отдельным реалиям введение А. И. Баженовой страдает излишней публицистичностью — нередко там, где требуются научная скрупулезность, такт и доказательность. Хотелось бы даже поверить автору, да не дает волюнтаризм построений и декларативность суждений. Слишком часто сегодня приходится сталкиваться с подобным упрощенчеством принципиально важных явлений и вопросов, с видением мира в черно-белой гамме. Почему, например, слово «культура» происходит непременно от слова «культ»? Почему «приставился» — то же, что и «преставился» т. е. умер? Почему «Яга» — «огрубленное» (?), по версии автора, именно от «Яшка»? Многие страницы книги, к сожалению, портят подобные псевдонаучные построения, хотя с ними может соседствовать действительно редкий научный материал, почерпнутый из старых хроник и ранних описаний.
Поэтому книгу «Мифы древних славян» саратовского издательства «Надежда» стоит расценивать как интересный материал для размышления, как кирпичик в процессе воспроизведения здания нашего общего прошлого во имя будущего.
Лариса Михайлова
…ТАМ ЛЕШИЙ БРОДИТ
Персонажи славянской мифологии /Рис. словарь/.
Составление А. А. Кононенко, С. А. Кононенко;
Художник В. А. Кононенко. —
Киев, Корсар,1993. — 224 с.: ил.
Грушко Е. А., Медведев Ю. М. Словарь славянской мифологии. —
Н. Новгород:, Русский купец, Братья славяне, 1995. — 368 с.: ил.
Бьюсь об заклад, большинство читателей слыхом не слыхивали о таких, скажем, персонажах родной мифологии, как вещая птица каган, покровитель охоты Ипабог, Змей Огненный Волк, Зимцерла, Доля, Дана, Ведогонь, Хапун, Спрыйя, Рожаницы, Прия, Полевой, Погода, Баечник, Босоркун. А прочитав и рассмотрев картинки в словаре, составленном Кононенко, теперь сможет не только узнать, но и зрительно представить себе, как наши предки могли рисовать себе в воображении мир духов, окружающий их и определяющий весь жизненный круговорот. Краткие словарные статейки построены как двуединство графического изображения и текстового пояснения основных функций того или иного персонажа или предмета. Нижняя треть словарной странички отведена примерам употребления мифического персонажа в литературе и работах фольклористов.
Скажем, кто такая Зимцерла? А приветливая да ласковая жена светлого бога Погоды. Погода в древнеславянском пантеоне — мужского рода, и хмурится или проясняется его чело в зависимости от того, в ладу ли они с Зимцерлой. Сама же Зимцерла своим спокойствием вселяет уверенность в завтрашнем дне. Известно, что в Киеве до введения христианства был храм богини Зимцерлы. А если искать аналогию, то это богини утренней зари — Аврора и Венера.
Дидилия — богиня деторождения, роста, растительности, олицетворение луны. Летавица — дух рассвета, обута в красные сапоги, которые для нее — что крылья легкие. Немиза — бог воздуха, повелитель ветров Голова его увенчана лучами и крыльями, а на торсе изображена летящая птица. Когда в самую жару легкая прохлада коснется чела — это Немиза благоволит, взмахнув крылом.
Еще два бога-покровителя. Былинный Сварог, покровитель кузнецов, которых даже называли сварожичами, — бог небесного огня. И покровитель охотников Ипабог, совсем почти никому сегодня не известный, но очень современный, экологически мыслящий, говоря современным языком. «На его одежде изображены сцены охоты, — читаем у Кононенко. — Он сам охотник и благоволит к тем, кто охотится с умом: бьет зверя в сезон не ради забавы, а ради пропитания и из нужды. Если же человек в его владениях ведет себя негоже — не будет удачи- зверь убежит, оружие придет в негодность, сам охотник заблудится, а то и поранится в лесу. Ипабог незлой, он покровительствует также животным. Убережет самку с дитем, спрячет раненого зверя, травку для лечения покажет» (с. 79). И довольно странно вслед за данным, очень разумным отношением к «природопользованию», олицетворенном в образе Ипабога, читать приведенное на этой же странице высказывание А. Эйнштейна о том, что религиозные представления первобытных людей связаны прежде всего со страхом смерти: «Так как на этой ступени бытия понимание причинных взаимосвязей обычно стоит на крайне низком уровне, человеческий разум создает для себя более или менее аналогичное существо, от воли и действия которого зависят страшные для него явления». Высказывания известных людей сходного характера сопровождают несколько словарных статей в книге, и появляются они, скорее всего, в виде заполнителей места, отведенного на цитату из источников или исследований, где упоминается тот или иной персонаж. На мой взгляд, стандартность этих высказываний говорит больше о том, что и великим свойственна некоторая ограниченность, гораздо интереснее пояснения по существу дела, как в статье о Коляде, где приводится цитата из «Народного календаря» А. Стрижева: «Когда-то Коляду воспринимали не как ряженого. Коляда была божеством, причем одним из влиятельных. Коляду кликали, зазывали. Коляде посвящали предновогодние дни, в ее честь устраивались игрища, учиняемые впоследствии на Святках. Последний патриарший запрет на поклонение Коляде был издан 24 декабря 1684 года. Полагают, что Коляда признавалась славянами за божество веселья, потому-то его и призывали, кликали в новогодние празднества веселые ватаги молодежи» (с. 94).