Есть духи очень вещественные, как, например, лесавки, бабушки и дедушки лесовика — очень маленькие, серенькие, похожие на ежей, которые водят хороводы в опавшей листве, шелестят. А есть совсем нематериальные, но могучие и очень важные в человеческой жизни. Такие как Спрыйя — дух прыткости и сноровки, рождающийся вместе с человеком, но иногда не умирающий вместе с ним, а переходящий к другому, тогда он помогает, выручает, дает вторую молодость. Или обладающий сверхъестественной силой Здухач, которая проявляется только когда он спит. «Во время сна из него выходит дух, который ведет за собой ветры, гонит тучи, пригоняет и отгоняет град, сражается с другими духами. Здухач-человек охраняет от стихийных бедствий поля и угодья своего поселения, рода. Здухач-животное защищает только стада животных» (с. 69). Или ведогони — духи спящих, чье мудрое название навевает ассоциации с индийскими Ведами, а то, как ведогони возникают, и особенно их роль помощников в творчестве, сочинительстве во время сна напоминает то, что мы читаем в рассказах тибетских лам об астральном теле, хотя дальше у Кононенко говорится о том, что ведогони — забияки, в потасовке могут погибнуть, тогда человек во сне может умереть.
Это духи чистые. Их около половины. А есть и порождения тьмы неведения, такие как Хапун: когда неведомо куда бесследно исчезает человек, говорят, что его взял этот невидимый и беспричинно выбирающий свои жертвы дух. Можно его также считать олицетворением Случая. Недоля, Лихо Одноглазое, Лихоманки… Мало ли зла на пути человека. Интересно, что некоторые природные духи, относящиеся к нечисти, вовсе не однозначно злы, как например Полевой — дух, охраняющий хлебные поля, с телом черным, как земля, разноцветными глазами, с головой, покрытой вместо волос длинной травой. Он любит, чтобы его ублажали, а сам сбивает людей с дороги, заводит к оврагам и болотам, но особенно потешается над пьяными пахарями — от таких, действительно, стоит поле охранять…
Есть существа, находящиеся как бы посередине и, вероятно, более древние по происхождению в мифологическом сознании славян.
Самый колоритный персонаж тут Баба Яга. В словаре Кононенко приоткрывается глубина связей этого изначально матриархального персонажа с триединой богиней прошлого, властвующей над судьбой, миром животных и миром мертвых, аналогичной Мойрам древнегреческого пантеона. Постепенно, особенно с принятием христианства на Руси, Баба Яга из грозного, но справедливого божества превращается в злобную ведьму. Такая трактовка для большинства читателей может оказаться откровением, ведь вовсе не все видели телепередачу петербургской студии о младшей, средней и старшей сестрах Ягах в 1995 году, где ученый-фольклорист В. Бахтин рассказывал о метаморфозах Бабы Яги. И совсем немногие смогли познакомиться с романом в трех частях Анны Наталии Малаховской «Возвращение к Бабе Яге» (СПб., Фарн, 1993), вышедшим тиражом всего в тысячу экземпляров. Правда, во втором номере журнала «Преображение» в 1995 году увидела свет ее статья «Апология Бабы Яги», но и это издание не особенно широко распространенное. А персонаж это действительно весьма примечательный и удивительно судьбоносный в большинстве русских сказок. И авторы, приславшие свои произведения в «Сверхновую» на конкурс фэнтэзи на славянском материале, приводили к Бабе Яге на совет своих героев. Поэтому вкратце познакомлю читателей со взглядом Малаховской на значение и развитие образа Бабы Яги.
Героиня ее романа увидела народную вышивку, где вишневая ветка представлена и с цветком, и с плодом. «Если же нарисовать дерево, треть которого цветет, треть плодоносит, а треть — без листьев, черная и в снегу, — то вот тебе будет зримый образ богини, единой в трех лицах, или в трех ипостасях. Белый цвет — цветение, это цвет сильной богини, юной испытательницы… это она — царица неба… Созревающие плоды наливаются алым цветом. Вот тебе вторая ипостась, богиня любви и плодородия. Она одаряет нас всем, чем нас одаряет природа, — и видимым, и невидимым. Она царица земли, наземного царства. Но вот плоды сорвали, а листья сами слетели. Зима. Дерево стоит как бы мертвое, черное. Вся жизнь утянулась под землю. Теперь на смену первой и второй ипостаси пришла богиня подземного царства — черная богиня смерти. Но она же — и богиня мудрости: она знает, как воскреснуть от смерти» (с. 68). А еще одна героиня романа Малаховой, по имени Надежда, пытающаяся познать эту древнюю мудрость и найти пути к ней изнутри себя, сводит качества сказочных героев, которым Баба Яга помогает, в один список:
«Баба-яга помогает не тем героям, которые умники, а Иванушкам-дурачкам. Даже если их зовут по-другому, то все же они все от своего ума отказываются.
Герои эти плачут почем зря. Ручьями заливаются.
Они не только глупые, но и простоватые. Верят всем, даже своим злым братьям.
Очень вежливые. За это особенно бабы-еги их ценят.
Жалостливые они — не убивают тех зверей, которые их просят об этом человеческим голосом» (с. 71).
Но, собственно говоря, лишь бескорыстием и самоотверженностью ради любви к живому и можно победить Кащея Бессмертного — главного противника добрых молодцев и Василисы Премудрой. Поэтому неразумие и даже леность Ивана-дурака, преодолевающего самые злокозненные препятствия, не становятся недостатками. В словаре Кононенко об этом персонаже говорится: «Воплощает особую сказочную стратегию, построенную не на правильных логических действиях, а на поиске собственных решений, зачастую противоречащих здравому смыслу, но в конечном итоге приносящих успех» (с. 76).
А ведь в каждого из вас, дорогие наши читатели и в прошлом слушатели русских сказок, заложены черты Василисы и Ивана, помогавшие им бороться с невзгодами и побеждать смерть. А если есть зерно непокорства неблагоприятным обстоятельствам и желание обрести лад в душе — то есть и Надежда, пойдя Туда, Не Знаю Куда — обрести То, Не Знаю Что. Богатство внутренней силы. В этих поисках такие книги, как словарь, составленный Кононенко, или более академически точно выполненный словарь, составленный Е. Грушко и Ю. Медведевым, — необходимое подспорье.
Замечательная писательница-фантаст Елена Грушко, сама не раз прибегавшая к глубоким образам славянского фольклора и мифологии (наиболее широко известен ее Обимурский цикл и сборник «Картина ожидания»), выступает как тонкий комментатор образов, дошедших до нас в виде знаков, потерявших зачастую первоначальный смысл. А составитель и издатель нескольких книг Афанасьева о русской старине Ю. Медведев располагает, выражаясь современным языком, большой базой данных по этому вопросу. Результатом стала книга, вовсе не повторяющая словарь Кононенко, хотя на восемьдесят процентов совпадающая по набору персонажей. Даже в статьях, совпадающих по существу, всегда есть дополнительная, раскрывающая существо образа и обрядов с ним связанных, информация. Так, из словаря Грушко мы узнаем, что Дидилии жертвовали плоды и новорожденных ягнят, телят, поросят, причем их жрецы никогда не убивали, а через некоторое время по воле Дидилии отдавали бедным. Есть в нижегородском издании некоторые важные понятия, в которых отразились древние верования славян, такие как Правь — всеобщий справедливый закон, согласно которому существует мир, а также правь — это будущее, грядущее, предстоящее. Согласитесь, как хотелось бы, чтобы смогли сегодня люди установить у себя справедливый закон под стать тому, легендарному, и как символична связь значения этого слова с возможностью жить и существовать дальше. Этимология многих слов, легших в основу имен мифологических персонажей, здесь точнее. Скажем, богиня Мокошь именуется так скорее все же не в связи с любовью к маку, а, как говорится в нижегородском издании — по глубинной ассоциации с образом Матери Сырой Земли. Иллюстрации же, хотя внешне графически более простые, в словаре Кононенко мне понравились больше, за лаконизм и выразительность, за отсутствие лубочной кудреватости. Но это, вероятно, дело вкуса, потому что работы Надежды Антиповой вполне проработаны и оригинальны.