Мы поволокли тушу по берегу вниз по течению — туда, где племя уже начинало фанатичное ритуальное действо по поводу убийства зверя. В доисторические времена такая охота бывала в лучшем случае раз в месяц, и потому мои охотники славили в радостных песнопениях духов воды, земли и неба. Но мне было не до этого красочного обряда: я одолевал подъем. Ногам становилось все легче, будто тяжесть стекала с них одновременно с водой. В тот момент, когда я опускал девушку на траву, ноша показалась мне слишком реальной.
Это же надо — потратить столько энергии из-за какого-то программного продукта. Теперь мысль о его дороговизне даже не пришла мне в голову — я взволнованно прислушивался к дыханию Лодыжки. Бледная, с головы до ног вымазанная грязью, она два раза кашлянула. Вдруг сверкнули две голубые молнии: она открыла глаза. Втянув воздух во внезапном судорожном всхлипе, она стремительно обвила руками мою шею.
— Ого! — отреагировал я.
Никогда прежде виртуал-костюм не посылал мне столько импульсов, ввергая меня в целое половодье ощущений. От впившегося камешка ныла ладонь. Солнце жгло заляпанную илом спину. Кроме того, я ощущал теплоту и мягкость ее тела, прижимавшегося к моему теснее, чем можно было предположить в таких обстоятельствах.
Тут до меня дошло, что Лодыжка видит во мне не только спасителя. Ее нервное дыхание, ее движения говорили об этом. Я вновь удивленно хмыкнул и попытался освободиться от ее рук.
— Прекратить симуляцию!
Последнее, что запечатлелось перед тем, как я сдернул шлем: лежащая на земле Лодыжка — вся в грязи, мускулистая, в охотничьей одежде и все же, как ни странно, абсолютно женственная. Она смотрела на меня благоговейно и с желанием.
Она была только программой — биты иллюзии на кремниевом кристалле. Вдобавок, я и не знал ее почти.
Но ее притягательность была для меня неодолима, под стать притягательности жены.
Без шуток, я люблю свою жену. Всегда причислял себя к тем счастливчикам, жены которых знают их вдоль и поперек и все-таки чрезвычайно высокого о них мнения.
«Здесь что-то не так», — подумал я.
Обескураженный, я стянул потный виртокостюм и поплелся в душ. «Как же все это теперь объяснить Гее?»
Уже намыливаясь, я рассудил: «А что, собственно, объяснять? Я ничего не сделал!»
Вода смывала пену, а в голове проносилось: «А если бы и сделал? Было бы это изменой? Или экзотической формой возбуждения?»
Помню, мама совершенно спокойно относилась к отцовой коллекции журналов слегка эротического толка. Очевидно, ее абсолютно не беспокоили его безобидные интимные фантазии. И Гея никогда не считала «Плейбой», электронную версию которого я выписывал, конкурентом себе. Она сама иногда «листала» его страницы… «посмотреть кое-какие статьи». И если определенное количество здорового, визуально стимулированного аутоэротизма воспринималось нормально, то мой реальный любовный роман был бы для нее настоящим ударом.
Итак… что же едва не произошло в моей компьютерной комнате? Нечто среднее между заигрыванием с однокурсницей и интрижкой с надувной резиновой куклой.
Очень жаль, что так и не додумались до этой штуки, что встречается в научной фантастике: прямого интерфейса компьютера и человеческого мозга. Тогда я смог бы проигнорировать любое симулированное приключение как нечто сугубо ментальное. Но то, что мы есть и что делаем, слишком связано с нашими телами… нервами, гормонами, мышцами. По-настоящему яркое переживание бывает с обязательным участием живой плоти.
Когда задействовано тело, виртуальная реальность может сымитировать любую поверхность. Подкрадываясь к жертве, я ползу по траве и горячим пескам, по озеркам, оставляемым приливом.
Но нужно ли так реально эмулировать женщину?
«Конечно, техника движется вперед, но это — вздор!» Я смеялся, подставляя тело мощному потоку теплого воздуха из сушилки. Потом надел махровый халат и вышел из ванной с намерением все рассказать жене. Перед игрой я видел ее в детской: что-то мурлыкая себе под нос, она разбирала вещи для будущего младенца. Гея приветливо пожелала мне «удачной охоты».
Я не нашел ее в детской, но ощутил там оставленное ею тепло. Стены маленькой комнаты украшали голографические мобили и несущиеся в космосе планеты. Почти все оборудование установил я сам, включая агрегат по изготовлению одноразовых пеленок. Плавающая детская колыбелька будет согласно заданной программе воспроизводить биение материнского сердца и другие ритмы, знакомые ребенку до рождения, — они станут успокаивать его в первые недели жизни.
Здесь мой причал, здесь брошен мой якорь. Не в какой-то там выдуманной охотничьей артели, которая, по мнению фемизмо-психологов, нужна всем современным мужчинам. Моя семья. Реальный мир, даже загрязненный, перенаселенный и изнуряющий, все-таки там, где вы проживаете свою реальную жизнь.
— Гея! — крикнул я, заглянув в гостиную. — Никогда не догадаешься, что со мной произошло…
Комната была пуста. Я отправился на кухню, наполненную шуршанием скребущихся внутри своей тюрьмы насекомых.
Вот те раз. Она не говорила, что сегодня занятия в Школе естественных родов.
— Компьютер, оставила ли моя жена сообщение, куда она направляется?
Ответило контрольное устройство: «Ваша жена не покидала квартиру. Она находится в своей виртуальной комнате».
«Ах… да. Ее очередь. Видимо, прошла туда, пока я мылся».
Я медленно опустился на тахту — все еще было не по себе от недавнего сверхстрессового приключения. Я взял пульт дистанционного управления и «пробежался» по вечерним кабельным программам. Помимо традиционных бесчисленных инфо-развлекательных каналов, предлагалось и другое: любительские видеофильмы, публичные дискуссии, программы по интересам, шоу с обратной связью, когда можно включиться в обсуждение, передачи типа «дядя Фред», где показывают слайды о его псевдовосхождении на Эверест. Обычная мура. Я сделал заказ в библиотеку — почитать, что-либо хорошее — и минут десять сидел, уставившись на первую страницу «Робинзона Крузо». Потом двинул кулаком по диванной подушке.
— Черт!
Я встал, уговаривая сам себя: надо пропустить стаканчик… пойти в туалет… затем поискать в шкафу теннисные туфли… Может, выйти из дома и, как в стародавние времена, прогуляться…
Я нашел свою обувь там, где оставил — около щелочки в стене гардеробной. Прислонил к ней ухо и уловил еле слышные звуки, доносившиеся из смежной комнаты — святилища моей жены.
Это был не разговор, а стесненное, тяжелое дыхание.
Ну что ж, у собирателей работа тоже была тяжелая, будь то ужение рыбы или жатва диких злаков.
Одетая в шлем и виртокостюм, Гея сидела примерно в той же позе, что и в прошлый раз: на корточках, разведенные руки направлены вперед и книзу — будто она ими что-то схватила. Комплекс имитировал некий продолговатый предмет, который она оседлала, энергично раскачиваясь вперед и назад. Что бы она ни делала в своем приватном мире, это требовало больших усилий: голова ее запрокинулась назад, Гея громко застонала.
Я узнал этот стон. Посмотрел снова на очертания некоего предмета под ней. Предмет тот не был куском дерна или лежащим бревном. Даже без специальных очков, наушников и сенсорных перчаток я мог определить очертания мужского тела.
Очень кстати оказались эти кроссовки, в самом деле. Я отправился тут же на улицу прогуляться по висячим мостам, опоясывающим, подобно кружевам, серые здания метрополиса. Подо мной виднелась паутина транспортных артерий и работающие машины, поддерживающие жизнь города. Глядя вдаль поверх высоких небоскребов Чайтауна, напоминающих скалистые горы, звезд я не видел, только неясное свечение в дымке смога. В такое позднее время надо радоваться бы телекамерам Общественной безопасности, глазевшим с каждого фонарного столба. Но под их бдительным оком я чувствовал только, что неотступно наблюдают за мной. В прериях можно не бояться стать жертвой миллионов незнакомцев. Двадцать тысяч лет назад таковых просто не существовало. Все жили своим племенем.