Расчеты заняли всего несколько недель. Они оказались успешными, в том ограниченном смысле, в котором теории могут повлиять на мир. Да, они предсказали частицы, обнаруженные в недавно проведенных экспериментах на сверхускорителе. Действительно, эти вычисления описывают все четыре известных нам силы. Гравитация возникает, как проявление событий в десятимерном пространстве-времени.
Отсюда вытекает, что существует другой тип времени. В той системе наш усеченный континуум образует поверхность более общего, организованного через сверхнити пространства-времени. Из того мира все, что мы видим здесь, походит на поверхность мыльного пузыря, колеблющегося в воздухе. У пузыря нет конца, нет границы, и поэтому для нас нет резкого перехода в высшую систему координат.
Это подразумевает, что время, в общем смысле, нескончаемо. Конечно, это не наше время, а, скорее, длительность в высших измерениях. Существование этого абсолютного времени, возможно, одно из самых поразительных математических открытий.
Но что это означает? Мы ищем абсолютную единую теорию, выводящую из фрагментированных сил нашей хромой Вселенной Универсальную силу. Хотя даже это всего лишь набор правил и уравнений.
Что вдыхает огонь в математические выкладки и создает Вселенную, требующую описания? Теперь, когда достигнута единая модель, мы в какой-то мере ответили на вопрос, поставленный еще греками: «Что есть Вселенная?»
Мой ответ — мы испытываем события высших измерений. Наша обозримая Вселенная — тень высшей сферы.
Сейчас можно задуматься и над большей загадкой: «Почему существует Вселенная?» Задаться этим вопросом — значит попытаться познать мысль Господню.
Способны ли мы на это? В сравнении с мировоззрением, возникающим из наших последних открытий, список из четырех сил выглядит слишком удобным, приспособленным к нашим потребностям. Гравитация приобретает большее значение в сооруженной мною модели, потому что, несмотря на то что это слабейшая из четырех сил, ее постоянное воздействие может заставить материю сжаться до неописуемо малых размеров.
Это означает, что мы можем так никогда и не узнать, работают ли наши теории. Как их проверить? Мы же, в конце концов, не можем заглянуть в мир сверхнитей.
Лишь бесстрастная красота математики может вести нас. Но куда идет этот извилистый путь?
Мы даже не можем решить задачу о движении трех тел, следуя ньютоновской теории гравитации. В моей теории ни для чего нет никаких решений.
Поэтому нет определенности. Даже самая превосходная модель дает нам, в конечном счете, лишь набор уравнений. Но теперь эти закорючки описывают события высших миров, огромных векторных пространств, где неуловимые сущности танцуют свои дифференциальные вальсы.
Все это очень далеко от мира людей. Хотя мы, теоретики, как я понял, до смешного сильно привязаны к нему.
У нас, теоретиков, есть свой дом с прекрасным видом, достаточный уровень доходов, цифровые стереосистемы и импортные машины, уставшие от наших чудачеств супруги — и мы беспечно считаем, что разрешили парадокс нашего существования как мыслящего животного. Но какой компас нас ведет, когда мы плывем в кильватерной струе проходящих мимо, невидимых глазу океанских лайнеров?
В Агре я поднялся рано, чтобы увидеть Тадж Махал. В первых розовых лучах он был похож на призрак.
Тадж мерцал над роскошными садами, похожий на игрушку, пока я не осознал, насколько огромен был выстроенный целиком из белого мрамора дворец. Правитель, построивший его как гробницу для своей жены, намеревался построить еще и черный Тадж на другом берегу протекавшей позади реки. Он бы лежал, похороненный там, а длинный крутой мост соединял бы оба дворца.
Но его сын, рассудив, во сколько обошелся первый Тадж, сослал своего отца на последние семь лет его жизни в форт из красного песчаника в миле от города. Когда старый правитель был уже слишком болен, чтобы сидеть, он лежал и смотрел на белый Тадж в зеркало до самой смерти.
Я понимаю, мои слова не походят на обычно звучащие в этом зале. Пожалуйста, тем не менее не примите мои странный под-ход за знак неуважения. Я глубоко благодарен Нобелевскому Комитету.
Я попытался поговорить о восприятии науки человеком, потому что мы все, в конце концов, заперты в границах нашего собственного, ограниченного сознания. Если труд, за который я был удостоен такой чести, поднимает больше вопросов, чем разрешает, то это определено условиями нашего существования. Мы постоянно боремся с безмерностью.
Мы кажемся такими маленькими. И все же некая гордыня заставляет нас считать, что мы что-то значим в этом мире.
У философов есть парафраз:
Но посмотрите на микропроцессы, управляемые квантовой механикой. Материя не инертна. Она активна, она постоянно выбирает между вариантами, следуя законам вероятности. Разум существует, по крайней мере в том смысле, что природа делает выбор.
Давайте теперь поднимемся на уровень нашего мозга. Этот хрупкий контейнер усиливает воздействие процессов, происходящих на квантовом уровне, тех единичных выборов, которые совершают в нашей голове молекулы. Мы применяем рычаг масштаба к лежащим более глубоко вероятностным событиям. Мы — увеличители.
А теперь перейдем еще выше. Сама Вселенная выказывает некоторые признаки дизайна, по крайней мере в вопросе выбора основных физических констант. Если бы эти цифры были другими, ни существование жизни, ни даже стабильность звезд не были бы возможны во Вселенной.
Или, в свете моих вычислений, взгляните на реальность других измерений. Возможно, они свернуты, словно крохотные свитки. Возможно, они просто лежат за пределами нашего знания, за исключением тех проявлений, которые я сумел вычислить. Мы не знаем — пока.
Хотя теперь мы имеем свидетельства умственной работы на многих уровнях физической реальности. Мы можем оказаться всего лишь частью большего действа. Например, мы в какой-то мере участвуем в размышлениях Вселенной о самой себе.
Мы скорее всего никогда не уверимся в этом с достаточной физической точностью. Моя последняя работа и работы других исследователей предполагают тем не менее, что высшие сущности влияют на течение нашего времени, пусть издалека, но глубинно.
Уравнения могут лишь подсказать, намекнуть, описать. Они ничего не могут объяснить.
Но я лично подозреваю, что наш осажденный мозг все же имеет значение. Каким-то образом. Для чего-то.
Конечно, очень легко сказать, что в некоем далеком измерении у времени нет конца. Но для нас как личностей он-то точно есть: перестрелки, автомобильные катастрофы, болезни.
Однако нам дан маленький маячок восприятия, через божественный язык математики. Может быть, для существ, подобных нам, этого достаточно.
…За Тадж Махалом текла неглубокая река, к которой вели широкие мраморные ступени. Справа заходили в воду индуисты. Некоторые совершали омовение в священных водах; другие медитировали. Слева те же индуисты отправлялись в последний путь. Трупы более богатых жителей Агры сперва сжигали на погребальных кострах, а затем пепел бросали в реку. Тех же, чьи родственники не могли позволить себе оплатить сожжение, после скромной церемонии выбрасывали с пристани на илистую отмель или в воду, если река поднималась. Это делали обычно ранним утром.
В первых лучах рассвета, я наблюдал, как канюки пируют на отмели. Они быстро справились со своей задачей и в пять минут не оставили и следа от трупа. Тогда птицы снялись и улетели. Тадж стоял на берегу позади меня, безмятежно вечный, его цвет неуловимо менялся вместе с лучами солнца, которое поднималось над деревьями, холодный, совершенный купол гробницы мерцал, отбрасывая назад величественные тени. Каким-то образом в этом древнем, чужом мне месте все, казалось, находилось в соответствии друг с другом. Смерть наставала, так и должно было быть. Из этого простого факта вытекала неподвижность Индии. Я подумал о Моцарте и услышал слабую, словно звучащую издалека мелодию, почувствовал, что без усилий скольжу над морщинами коричневого пыльного мира, где бесконечно многообразие фрагментов и безостановочно кипение страстей, смотрел на падальщиков и на купальщиков, чувствуя медленное, грустное колебание двух несовпадающих миров.