А еще, читала ли ты, что метеорит, на котором были обнаружены следы жизни, — всего лишь мистификация столетней давности? Это очередное доказательство ценности постоянного сомнения. Мой принцип, если помнишь, не сомнение ради сомнения, но сомнение как необходимый барьер, который истинное может преодолеть, а ложное не может. Чем больше претендует открытие на изменение основ структуры науки, тем выше барьер сомнения. Хотя каждый должен помнить, что «сомнение» — не одно и то же, что «нежелание слушать».
Недавно во время двухчасового радио-шоу я обсуждал происхождение жизни… весьма учено, со множеством информации, выдаваемой в хорошем темпе: о развитии как следствии случайных сочетаний молекул аминокислот, эволюции, движимой естественным отбором и т. д. На втором часу слушатели начали звонить и задавать вопросы, а некоторые из звонивших оказались разъярившимися на меня пуританами. Они цитировали Библию и поносили меня за то, что я краду красоту Вселенной (как будто концепция эволюции и долгой истории звезд не были бесконечно прекрасней истории о том, как раздражительный Господь создавал и разрушал один крохотный мир, похожий на баскетбольный мяч). Одна из слушательниц, которая была даже не в силах назвать меня по имени, дрожащим от ярости голосом адресовала свои вопросы (или, скорее, порицания) только к ведущему. Впрочем, ты могла бы мною гордиться. Отвечая и этим людям, я был спокоен и вежлив. Я продолжал говорить -«Ученые ни отрицают Библию, ни защищают ее. Библия нас никоим образом не касается». Конечно, это выводило их из себя, они начинали что-то выкрикивать, и ведущий был вынужден класть трубку.
Проблема в том, что эти люди живут в маленьком мирке чудес и библейских притч, общаются только с теми, кто живет в таком же мире, ходят в свою маленькую церковь по воскресеньям и (как зеленые горошинки в стручке, думавшие, что весь мир зелен) откровенно считают, что весь мир мыслит также, как они. Они не читают научных книг, не ходят на лекции, не посещают курсы, и вдруг они включают радио и, к своему удивлению и ужасу, слышат чьи-то богохульные излияния о жизни, возникшей случайно, о человечестве, развивающемся под воздействием слепых сил естественного отбора, и ни слова о Господе
Просто чудо, что у них не случается немедленного сердечного приступа от того, что меня не поражает гром небесный. В любом случае, думаю, что я немного проветрил умы тех, кто не обручен навеки с невежеством. Это был интересный опыт.
[1970] Я получил только что очень странное письмо от одного из «библейских фундаменталистов», в котором говорится: «После многих лет восхищения Вами и Вашим подвижническим трудом перевода Вашей науки в обывательские термины я наконец пишу Вам эти строчки, чтобы сказать, как сильно я ценю Ваш вклад в мою веру в слово Божие».
Дорогой доктор, где же я ошибся?
[Тридцать лет назад я написала Айзеку письмо, которое он очень хвалил, поэтому я включаю сюда выдержку из него:
…как ты уже показал в различных научных статьях…близкое знакомство с методом изменяет способ мышления человека к лучшему. Даже если он — человек до мозга костей, с примитивным, ошибающимся, неуравновешенным сознанием, получив инструменты научного метода — построение логических выкладок, опытную проверку, сомнение и умение поставить вопрос — он сможет использовать это несовершенное сознание. Моя последняя фраза поражает меня саму. Люди — и я сама — говорят «человек до мозга костей», имея в виду все примитивное, что есть в нем. Но научный метод применяется людьми и не может быть применен без учета личных качеств человека.]
[Из другого письма, которое я написала Айзеку о споре с одним моим родственником-фундаменталистом:
Некоторые люди всегда будут верить любой безумной системе, если она в достаточной мере удовлетворяет их потребности, особенно, если эти потребности обусловлены неустойчивостью их душевного состояния. Но гораздо меньшее количество людей втягивалось в такого рода системы, если бы они приобщались к научным принципам с детства. Каждый ребенок, рожденный в наше время, должен иметь хотя бы приблизительное представление о научном методе, чтобы его мышление было настроено согласно научному подходу, когда он сталкивается с новыми гипотезами, данными, вопросами и т. д. Не то чтобы ученые не могут стать жертвами гипертрофированных эмоций и других форм искаженного мышления, но, по крайней мере, они обладают инструментаминаучного мышления, которые они могутиспользовать, если не слишком суетятся и пугаются.
У моего кузена нет этих инструментов, и нет смысла спорить с ним, потому что у него нет адекватных средств оценки моих или даже его собственных доводов.]
[Ответ Айзека]
…Мы с тобой — потомки Фалеса, ведь именно он был первым известным рационалистом, первым, кто попытался объяснить Вселенную, не взывая к сверхъестественному, первым, кто поверил, что устройство Вселенной может быть понято рассудком. У нас с тобой общее наследие, и наши предшественники — это люди, выстоявшие под нападками, трудившиеся без устали, зачастую не надеявшиеся на понимание, чаще получавшие от работы разорение и бедность, чем преуспевание и богатство. Работая над биографиями [великих ученых] я, в каком-то роде, писал историю наших предков и чувствовал Мистические узы (просто не могу подыскать другого слова), связывавшие меня с ними, и даже с нашими потомками — немногочисленными рационалистами, не уступающими своих позиций в изучении Вселенной.
[1963 г.] Один мой друг в разговоре заметил, что моя книга «Человеческий мозг» впервые объяснила ему значение ФСЭ. Как только я сам смог добраться до этой книги, я поскорей нашел ФСЭ [8]в предметном указателе, открыл нужную страницу и прочитал с большим наслаждением от ощущения неописуемого восторга познания.
Как грустно, что по разным причинам (социальным, личным, философским — не знаю; ты у нас психолог) обучение обычно ассоциируется с болью, трудом и скукой, так что едва лишь школа закончена, а вместе с ней и процесс вынужденного обучения, средний человек с облегчением отворачивается от всего этого и принимается усердно забывать то, что он или она выучили, за исключением, может быть, навыков чтения, умения писать и арифметики на уровне третьего класса. (Действительно, по многим людям не скажешь, услышав их разговор или увидев их работу, что они пошли дальше третьего класса.) Но я говорю это не из критики, а, наоборот — из сочувствия, ведь теряют они, не я. Потому что даже не само знаниеприносит радость в жизнь, а — возможность и желание учиться.К примеру… [статья одного друга Айзека по астрономии] содержит вычисления, не представляющие для меня особого интереса, но из нее же я почерпнул мысль о том, что Земля и Луна — два объекта, блуждающие в границах объема единого тела, вращающегося вокруг Солнца. Такая идея никогда не приходила мне в голову, но теперь, когда ее заронили в мое сознание, я возвращаюсь к ней снова и снова. Она делает мое представление о Вселенной более полным; она доставляет мне то наслаждение нового знания, что дает удачная рифма поэту или внезапное откровение мистику. Учиться — значит расширять пределы познанного, ощущать больше, узнавать для себя новые аспекты жизни. Нежелание учиться или даже та легкость, с которой признают необязательность обучения — это формы самоубийства; по сути дела, самоубийства в более полном смысле слова, нежели насильственный обрыв жизни физической оболочки.
Сейчас я пишу статью для F&SF на предмет, который сам не очень хорошо понимаю, но к тому времени, как я ее закончу, обязательно пойму. На самом деле мне иногда представляется, что мои статьи — объемный план самообучения. И мне помогает. Нет ничего лучше, чтобы заставить себя продумать что-то досконально, чем написать об этом статью.