Вскорости после возвращения в Ниццу, Гюстен читает в газете, что Катен покинула Рокка-Спарвьера, а некоторое время спустя в долине Тинеи был совершен новый теракт.
Я закончил чтение документа. Не могу понять, ни почему эта Катен подкладывала бомбы в порт, ни почему Гюстен мог чувствовать себя на Рокка лучше, чем в красивом супермаркете. Но в конце концов, каждому вольно думать, что ему нравится! К счастью, сейчас уже не существует стрекоз, ибо я слышал, что они испускают невыносимые звуки. Ещё я не могу понять, чем эти двое могли занять время в подобном одиночестве. Конечно, это может доставить удовольствие — остаться одному раз в год, но не более, чем на два или три часа! Мне также показалось, что Гюстен не любит автотрассы. Но в те времена нельзя было без них обойтись, ибо автоптеры еще не существовали. В наши дни порт для прогулочных судов тянется от Ментона до Канн и на это стоит посмотреть! Люди спокойно остаются на своих судах и при этом не рискуют погибнуть, утонув. Вся эта история с Катен и Гюстеном вообще лишена какого бы то ни было смысла. Но я всё говорю и говорю, а уже становится поздно. Мой автоптер остался на терассе последним. Остальные посетители уже улетели. Небо покрылось тучами, но с автопилотом это не представляет никакой опасности. Всё же я думаю, что мой автоптер недостаточно быстрый. Надо будет поменять его на будущий год. Как подумаю об этой истории! Эпизод из жизни умалишённых! Знал бы — не стал бы читать!
И всё же они могли бы оставить руины на месте, хотя бы для того, чтобы показать, как плохо жилось раньше.
Двадцать световых лет спустя
Рудольфе Анайя
Благослови меня, Ультима[66]
Десятая
Пришло лето и обожгло меня до смуглоты своею силой, а равнина и река наполнили своей красотой. Рассказ о золотом карпе продолжал тревожить мой сон. Я пошел к дому Самюэля, но его уже сдали жильцам. Соседка, старая дама, сказала мне, что Самюэль с отцом нанялись пасти овец до конца лета. Единственным путем к золотому карпу для меня оставался Сико, и потому я каждый день уходил рыбачить к реке, смотрел и ждал.
Эндрю целыми днями работал, так что я виделся с ним Нечасто, но все же было славно сознавать, что он опять дома. Леон с Джином писали редко. Мы с Ультимой каждое утро работали в саду, отвоевывая у льяносов добрую землю для посева. Говорили мы мало, но нас связывало много общего. Вечерами я бродил у реки или в раскаленных холмах льяносов.
Отец горевал — оттого, что сыновья покинули его, и пил больше. Мать тоже была несчастна. Оттого, что один из ее братьев, мой дядя Лукас, хворал. Я слышал — шептались ночами, что дядю околдовали, что ведьма навела на него порчу. Он проболел всю зиму и не поправился с началом весны. Теперь же он лежал на смертном одре.
Мои другие дядья перепробовали все, чтобы излечить младшего брата. Но доктор в городке и еще более важный доктор из Лас Вегаса были бессильны его исцелить. Просили даже священника из Эль Пуэрто применить изгоняющую молитву от порчи, и та не подействовала. Воистину, ведьмин умысел медленно убивал моего дядю!
Я слышал, — в ночи говорили, думая, что я сплю, — будто мой дядя подсмотрел сборище ведьм, творивших злобную пляску в честь Дьявола, оттого-то и был он проклят. В конце концов, решено было искать помощи целительницы, и пришли просить об этом Ультиму.
Стояло прекрасное утро, раскрывались цветы юкки, распевали пересмешники на холме, когда подъехал дядя Педро. Я выбежал навстречу.
— Антонио, — он потряс мою руку и обнял, как обычно.
— Buenos dias le de Dios, tio[67], - ответил я. — Мы вошли в дом, где его приветствовали мать с Ультимой.
— Как там мой папа? — спросила мать, наливая ему кофе. Дядя Педро приехал просить помощи у Ультимы, и все знали это, но обычай есть обычай, и его нужно было соблюсти.
— Он здоров и шлет приветы, — сказал дядя, поглядев на Ультиму.
— А мой брат Лукас?
— Ай, — пожал плечами в отчаянии дядя, — ему куда как хуже с тех пор, как ты его видела. Мы стоим у самого края, и не знаем уж, что и делать…
— Бедный братец Лукас! — вскричала мать, — И надо же чтоб такое случилось с младшеньким! Он такой мастер, и никто лучше не умеет прививать деревья! — Оба вздохнули. Обращались ли к людям сведущим? — спросила она.
65
Ж.Л.Совэго — современный писатель. Цитата взята из книги «Хороший день, чтобы умереть, сын мой».
66
© 1972, Rudolfo Anaya. Bless Me, Ultima. Публикуется с разрешения автора. Продолжение. Начало в №№ 8-12 за 1996 год.