— Чудесно. Тогда она определенно все поймет, — сказала Гиа. — Я имею в виду то, что ваше сопровождение для меня совершенно необходимо. Поймите, что, если я не могу провести связь между идеями, которые почерпнуты мной из ваших уроков, и моим реальным опытом, то тогда нет в них аутентичности, нет законченности. Я считаю, что мое образование на этом не заканчивается. — Ее невинное личико омрачилось. — Ваша невеста должна знать, что это мое право — требовать интерпретационного завершения курса. Требовать от вас. Можете заглянуть в факультетский кодекс. Раздел 4, параграф 6. Тот, который был добавлен в прошлом году.
— Подождешь минутку? — спросил он.
Пока Гиа прогуливалась в соседней комнате вдоль его коллекции старинных книг XX века, стоящих вперемешку с коробками с записями, Макс выстукивал домашний номер Акуры на клавиатуре, стоящей на письменном столе, и включал видеоизображение.
Акура занималась приготовлением обеда.
— Да, — отозвалась она со своей кухни, с чрезмерным усердием отбивая индюшку, распластанную на кухонной дощечке. — Твоя бывшая студентка оказалась права. Ты, как педагог, должен нести ответственность. Декан может уволить тебя, если ты не поедешь с ней. Таков новый закон.
Макс постарался придать своему лицу выражение оскорбленного достоинства. Акура взмахнула ножом, случайно брызнув соком индейки на кухонную стену, на свой костюм, на голубой галстук, который Макс подарил ей на День Закона.
Когда экран погас, он вспомнил те времена, когда он однажды улыбнулся Гиа в классе, а в сердце шевельнулось желание, ну, может быть, не в сердце. Неужели он сам навлек это на себя? Но жизнь прекрасна, не так ли?
— «Уверен, что Природа не предаст её любивший дух», — улыбнулся он, когда Гиа вернулась из соседней комнаты.
— «Тинтернское аббатство» опять, — ухмыльнулась она. — Из обращения Вильяма к Дороти. Это будет забавно.
В то летнее утро ровно в десять часов монитор Интерактивной рейнджер-таможни проверил пропуск Гиа, сертифицировал устройства, указывающие их местоположение и подающее сигналы об опасности, протестировал их обувь на наличие инородных частиц, одобрил их состояние, а затем пропустил их за ворота Макс ступил вслед за Гиа на тропинку. Последнее, что они услышали от ИР таможни, было предостережение о том, что только первый километр дороги был мощеным. На подъеме стена розовых геликоний обозначала дорогу, причем растения были настолько яркими, сочными, без единого изъяна, что казались искусственными. На спуске с горы стена розовых геликоний театрально утопала в раю цветущих деревьев, виноградных лоз и наполовину скрытых от глаз водопадов. Максу и Гиа показалось, что они воспарили над всем миром, попав в Эдем.
Однако Макс все время думал о другом. Он не виделся с Гиа до тех пор, пока они не встретились в большом аэропорте Лию после того, как по отдельности прилетели с материка. Одно дело — купаться в волнах зависти других немолодых мужчин (таких же лысеющих, как и он сам), наблюдавшими, как он и Гиа встретились, и совсем другое — думать, что на самом деле эта молодая, привлекательная женщина сама устроила все так, что они скоро предадутся греху в ее палатке.
Хотя разве она не забегала к нему пару недель назад, всего лишь чтобы напомнить о времени отлета, одетая при этом в очаровательный мини-костюм? Разве не провела она больше времени, чем было необходимо, очищая его одежду от возможных чужеродных семян, пока они находились в поезде на главной дороге? Разве она не перебирала его волосы, пропуская пряди меж своих пальчиков, будто выбирая из них семена? Они тогда так предусмотрительно обирали соринки друг с друга, подумал он, как ухаживают друг за другом животные в брачный период. Разве это было не так?
— Гиа, — заговорил Макс, закидывая шестидесятифутовый рюкзак к себе на спину, — думаю, нам нужно определиться.
Она посмотрела на него ясными глазами и слегка улыбнулась, услышав надлом в его голосе. Однако он, смущаясь и краснея, не смог прямо высказать то, что хотел; вероятно, он родился в неподходящую эпоху.
— Ты… могла бы взять с собой в путешествие кого-нибудь и помоложе, — неожиданно сказал он.
— Мне хотелось быть с вами, — она смущенно пожала плечами, скользя рукой по упругим листьям. Среди них были и цветы, оранжевые и красные, яркие как попугаи, по форме напоминающие конусообразные клювы, торчащие из-под отороченных пером шляп: Райские птицы; он видел их впервые. И все же что-то в том, как они росли, настораживало его.
— Послушай, если мы находимся в дикой местности, то почему цветы растут так ровно в ряд?