Выбрать главу

Перечисленные секретные договоренности имели неправомерный объект. В «сферу интересов»[125] договаривающихся государств они включали территорию третьих стран. Всякий договор, касающийся интересов, прав и обязанностей третьих государств, независимо от того, что имеется в виду под интересами и понимаются ли они и их реализация сторонами одинаково, не может налагать каких-либо обязательств на эти третьи страны. Он не предоставляет также каких-либо прав сторонам договора относительно этих третьих государств. Такой договор нарушает общепризнанный принцип права договоров — договор не предоставляет прав третьей стороне, не налагает на нее обязательств.[126] В абзаце 2 п. 7 названного постановления Съезда справедливо отмечалось, что «протоколы не создавали новой правовой базы для взаимоотношений Советского Союза с третьими странами, но были использованы Сталиным и его окружением для предъявления ультиматумов и силового давления на другие государства в нарушении взятых перед ними правовых обязательств».[127]

Поскольку недействительный с самого начала договор не порождает каких-либо юридических последствий и все, совершенное во исполнение подобного договора, возвращается в первоначальное состояние, судить о правомерности или неправомерности включения в состав СССР Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии, Литвы, Латвии и Эстонии можно, лишь изучив процессы самого присоединения, что и будет сделано далее.

Статс-секретарь МИД Германии фон Вайцзеккер писал в свое время о протоколе от 23 августа: «Значение этого документа было потому столь велико, что он касался разграничения сфер интересов, проводя черту между теми территориями, которые при данных обстоятельствах должны принадлежать советско-русской сфере, и теми регионами, которые в таком случае должны войти в германскую сферу».[128] Этими обстоятельствами в представлении обеих сторон были война (как утверждает И. Фляйшхауэр, употреблявшиеся в п. 1 и 2 секретного дополнительного протокола от 23 августа 1939 г. слова «территориально-политическое переустройство» недвусмысленно указывали на то, что в данном случае речь шла о заключении союза для войны. Согласованное таким образом «переустройство» могло наступить либо в ходе военных столкновений, либо вследствие захвата и применения силы[129]), разрушение традиционного, основанного на Версальской системе политического, территориально-административного и даже социального и этнического строя в расположенных между Балтийским и Черным морями государствах Северной, Восточной и Юго-Восточной Европы. В связи с этим секретный дополнительный протокол от 23 августа 1939 г., как и подписанное Молотовым и Шуленбергом 28 августа 1939 г. разъяснение к этому протоколу,[130] а также секретный дополнительный протокол от 28 сентября 1939 г. об изменении советско-германского соглашения от 23 августа 1939 г. относительно сфер интересов Германии и СССР[131] носили характер, явно противоречивший пакту Келлога-Бриана.

К подписанному 27 августа 1928 г. всеми основными державами мира, в том числе Германией, пакту Келлога[132] СССР присоединился 6 сентября того же года. Более того, обязательства из пакта Келлога по предложению СССР были досрочно введены в действие между СССР, Польшей, Румынией, Эстонией, Латвией и Литвой в 1929 г. (соглашение об этом фигурирует в литературе под названием Московского протокола, который был ратифицирован ЦИК Союза ССР 13 февраля 1929 г.). В статье 1 пакта Келлога-Бриана стороны осудили метод обращения к войне для урегулирования международных конфликтов и торжественно провозгласили отказ в своих взаимоотношениях от войны как орудия национальной политики, а в ст. 2 обязались разрешать все могущие возникнуть между ними в будущем разногласия или конфликты независимо от характера их происхождения только мирными средствами.

вернуться

125

119. В Москве Риббентроп, по его собственному признанию, исходил из того, что в вопросе разграничения «сфер интересов» речь между двумя странами шла о «территориях, которые были утрачены обеими сторонами в результате неудачной войны» (цит. по: Фляйшхауэр И. Пакт. С. 457). Таким образом, одной из целей советско-германского политического сближения был реванш за поражение в Первой мировой войне.

вернуться

126

120. Мюллерсон Р: А. Советско-германские договоренности 1939 г. в аспекте международного права. С. 107.

вернуться

127

121. Правда. 1989. 28 дек.

вернуться

128

122. Цит. по: Фляйшхауэр И. Пакт. С. 301.

вернуться

129

123. Там же. С. 302.

вернуться

130

124. Текст документа см.: Советско-германские документы 1939–1941 гг. Из архива ЦК КПСС // Новая и новейшая история. 1993. № 1. С. 90.

вернуться

131

125. Там же. С. 92.

вернуться

132

126. Известия. 1928. 1 сент.