В причудливом мерцании штрихов и пятен едва угадываются тонущие в световых столбах полуденного зноя холмы и распады. Как и в городских пейзажах Рыбченкова, «пустынные» пейзажи незрячей Анны Тихо приобрели качества, недоступные видящему художнику, — всплывающие из хаоса линий рваные контуры полуугадываемых образов мерцающей реальности.
* * *
Работы современного турецкого художника Эсрефа Армагана, тоже слепого, но волевого и творчески активного, стилистически отличны от произведений Бориса Рыбченкова и Анны Тихо. Здесь буйство красок и наивные образы, созданные большим ребенком. Эсреф Армаган — слепой от рождения, он никогда не видел того, что показывает зрителю. Его представления об окружающем мире — зрительные фантазии мозга, лишенного прямой связи с окружением.
Мозг Армагана подвергли сканированию в Гарварде и выяснили: у него необычайно развит особый участок коры, отвечающий за зрение. Мозг Эсрефа нарастил здесь невероятное количество нейронов, обеспечив себе уникальную возможность «прямого» видения — без посредства зрительных рецепторов.
Метод Армагана таков: он ощупывает предмет, представляя себе его объем и пропорции. Затем, обмакивая пальцы в краски, он воспроизводит представляемые по осязанию формы, воплощая их в фантазийных цветовых тонах, подсказанных воображением. Еще будучи ребенком, он поразил родителей, настолько правдиво изобразив бабочку, кота, корову, что те засомневались — а в самом ли деле он незрячий? Однако исследования подтвердили: Эсреф ничего не видит — в нашем обычном понимании. Но он видит нечто иное, недоступное пониманию обычных зрячих людей.
В отличие от людей, раньше видевших мир, но в результате болезни ослепших, Эсреф не грустит об утраченном: он купался в море, но никогда не знал, что оно голубое.
А когда изображает море на холсте, просит жену или детей подать ему голубую краску, при этом совершенно не представляя, чем она отличается от оранжевой или зеленой. Зато не ограниченное зрительной заданностью воображение столь разнообразно и всесторонне показывает ему море, что Армаган подобно Айвазовскому способен изобразить множество вариантов волн, пены, водных каскадов и брызг… Похоже, мозг, даже лишенный глаз, не только видит, но и без конца созидает образы.
* * *
Недавно мировую известность приобрел американец Эрик Вейенмайер — первый слепой альпинист, покоривший семь самых неприступных горных вершин планеты.
Ослепший в возрасте тринадцати лет мальчик развил в себе острую чувствительность. Его ощущение обрывистого края, столь необходимое альпинисту, сродни видению при свете карманного фонаря. Конечно, лазать по скалам, освещая себе ближайший метр светом фонаря, опасно, но осознание повышенной опасности стимулирует осторожность и внимательность, каковой порой нет у зрячих восходителей. Звуки в его измененном восприятии окрашиваются различными красками. Прислушиваясь к звучанию гор, звону ледышек, стуку срывающихся в пропасть камней, Эрик рисует в сознании особым образом окрашенную пространственную картину и в ней, как ни покажется странным, неплохо ориентируется, избегая обрывов и проломов.
* * *
В нашумевшем в конце 60-х годов документальном фильме режиссера Феликса Соболева «Семь шагов за горизонт» есть сюжет о том, как человек с завязанными глазами ведет автомобиль по улицам большого города.
Рядом с ним сидит девушка — лучший таксист Киева — и обнимает водителя рукой. Бронислав Дрожжин, преподаватель иностранных языков, ощущает незаметные движения руки спутницы — ученые называют их идеомоторными — и по ним определяет, где нужно повернуть, где затормозить и уступить дорогу встречным машинам.
Интересно, что в начале съемки, когда девушка пыталась Брониславу подсказывать словами или специальными толчками, эксперимент закончился тем, что они въехали в столб. В дальнейшем от вербальных подсказок отказались, доверившись исключительно сенсорным ощущениям: девушка следила за дорогой, думая о том, что необходимо делать водителю, эти ее мысли трансформировались в идеомоторные акты, которые водитель успешно расшифровывал как подсказки. Интересно, что Дрожжин до съемок никогда не сидел за рулем автомобиля и не имел водительских прав.
Человек может встретиться с существом из параллельного мира — «снежной женщиной»
В 1975 году впервые в истории из земли был извлечен череп сына реликтового гоминоида, или, привычней говоря, «снежного человека», которого односельчане-старожилы до сих пор помнят живым.
Места расположения могил указали жители села, которые участвовали в похоронах матери и сына. Из женского захоронения (положенное в изголовье зеркальце указывало именно на прекрасный пол) извлекли резиновую калошу с отчетливым клеймом: 1888 год. Примерно в эти годы умерла Зана, самка «снежного человека».
Неужели это ее скелет?
Сердце искателя бешено колотилось в предвкушении небывалой находки — ведь до сих пор ни разу «снежный человек», живой или мертвый, не попадал в руки ученого…
Раскопки проводил Игорь Бурцев, тогда — молодой ученый, сегодня — ведущий криптозоолог России. Несколько лет он добивался права раскопать могилы в абхазском селе Тхина, где жила Зана, оставившая после себя четверых детей. Ему повезло: два абхаза, приятели по студенческой скамье, вернувшись из Москвы на родину, стали большими людьми: один из них — председателем Очамчирского райсовета. А Тхина расположена как раз невдалеке от Очамчиры.
— Сам я не мог видеть Зану, — рассказал мне Аполлон Думава, бывший председатель сельсовета Тхины, — она умерла за полвека до моего рождения. Но мои старшие родственники отлично ее помнили. Да и как забудешь такую соседку! Двухметрового роста, с длинными, мощными руками, покрытыми бурой шерстью, высокими, крутыми бедрами, вызывавшими нескромные желания у местных мужиков, с отвисающими грудями, приплюснутым лбом, из-под которого пристально сверкали огромные красные глаза. Зана была «богатыркой» — играючи таскала к водяной мельнице 80-килограммовые мешки с зерном, подцепив их одной рукой.
Со слов отца, Аполлон Несторович сообщил: Зану поймали в ущелье реки Адзюбжа. На человекоподобную обезьяну давно и безуспешно охотился местный помещик. Зверь отличался нечеловеческой хитростью и умел исчезать за мгновение до того, как должен был оказаться в сетях. Но охотник все же его перехитрил.
На поляне, куда наведывалась волосатая гостья, оставили красные мужские трусы. Пока она пробовала их надеть — то через голову, то через бедра, — ее и повязали.
Самку назвали Заной (зан, по-грузински, — черный) и поселили в яме, обнесенной частоколом из заостренных бревен. Она рычала, кидалась в донимавших ее детей палками и комьями земли. И лишь через несколько лет, когда Зану немного приручили, ее переселили в пацху — плетеный шалаш. Спала она на земле, выкопав себе углубление. Ела руками, так и не освоив миску с ложкой. Ходила голой. Разговаривать не научилась, хотя на свое имя откликалась. Дрессировка дала немногие плоды — Зана умела стягивать сапоги с ног своего хозяина Эдги Генабы, которому досталась после двух передариваний. И еще мастерски подражала скрипу калитки, после чего по-детски радостно смеялась.
Вокруг Заны находились далеко не ангелы. Ее поили вином, «девушка» быстро хмелела, после чего проявляла мощную сексуальность. Любители побаловаться с чудовищем всегда находились. Говорят, в ходе пьяных оргий Эдги Генаба учреждал приз для того, кто «оседлает» Зану.
И призы не оставались без хозяев.
Родив первенца, Зана потащила его к источнику и промывала в ледяной воде. Младенец скончался. Такая же участь постигла второго ее ребенка. После чего жители Тхины догадались тотчас после родов отбирать новорожденного у незадачливой мамаши. Так дети начали выживать. Всего их выросло четверо — две дочери и два сына. Кто мог быть их отцами, не знали даже участники и очевидцы оргий. Много лет спустя, накануне переписи населения, детей приписали Кашишу Сабекиа, который имел неосторожность признаться, что до свадьбы не раз» «играл» с Заной.