Выбрать главу

М. по-прежнему молчит: желваки его напряжены, челюсти сжаты. Я стягиваю ремень еще туже. М. начинает хватать ртом воздух, лицо его становится багрово-красным. Он пытается сопротивляться, но теперь это совершенно бесполезно.

Я ослабляю хватку.

— Ну что, будем разговаривать?

Задав вопрос, я не даю ему возможности ответить и, зная, что М. так легко не сдастся, снова начинаю его душить. Видя в глазах своей жертвы вызов, я затягиваю ремень так туго, как могу. Лицо М. становится багровым. Он упорно глядит на меня, но вскоре его глаза начинают слезиться и закатываются, рот раскрывается, челюсть бессильно повисает. У меня в груди болит, я тяжело дышу. Мне и в голову не приходило, что задушить человека так трудно и это требует столь больших усилий. Натягивая ремень, я раздумываю над тем, стоит ли останавливаться — еще всего один шаг, и он будет мертв.

Наконец я отпускаю ремень. Кашляя, М. отчаянно пытается вдохнуть воздух. Его легкие издают хриплый, свистящий звук, словно он дышит кислородом.

— Ну, теперь ты будешь говорить?

М. кивает, все еще не в силах произнести ни слова; тогда я слезаю с его груди и отхожу в сторону. Он снова кашляет, у него подергиваются мышцы шеи. Теперь его вид уже не такой самодовольный, как раньше. Я даю ему несколько минут на то, чтобы отдышаться, затем подхожу к видеокамере и, перемотав кассету, включаю запись — не нужно, чтобы предыдущая сцена оставалась на пленке. Потом, обернувшись, я бросаю взгляд на М. Он лежит неподвижно, глаза его горят такой ненавистью, какой я у него никогда раньше не замечала.

— Ладно, — хрипит М., — я расскажу, что тогда случилось, но это тебе все равно ничего не даст. На первом видео меня не видно, а это, второе, сделано под принуждением. Кроме того, видеозаписи не имеют силы в суде.

Имеют они силу или нет, еще будет время разобраться, но когда Джо увидит его признание, то наверняка отправит М. в тюрьму.

— Начинай, — говорю я. М. медлит.

— Сначала развяжи мне ноги, — обидчиво скривив губы, требует он.

— Нет.

— Они начинают затекать. Если хочешь признания, развяжи мне ноги.

Некоторое время я медлю. Мне наплевать, удобно ему или нет, но разгадка смерти Фрэнни так близка, что я решаю удовлетворить его просьбу: больше у меня нет сил ждать ни минуты. Мне нужна правда. Я смотрю на М., и мне кажется, что со скованными руками он никак не сможет освободиться. Тогда я развязываю его ноги и тут же отхожу в сторону, на тот случай, если он станет лягаться.

— Отлично, теперь твоя очередь.

— Так и быть, я все расскажу, но сделаю это по-своему и сначала кое-что объясню.

— Кое-что меня не интересует.

— Очень жаль, но тебе придется меня выслушать.

Я складываю руки на груди. М. чувствует мое нетерпение и снова пытается мной манипулировать. Мне надо знать все про убийство Фрэнни, и он об этом догадывается, но не в состоянии понять, что его власть надо мной кончилась — как только я получу его признание, он отправится в тюрьму.

— Не думал я, что наши отношения придут к этому, — качая головой, говорит М. Он снова кажется уверенным в себе, его лицо выражает откровенное безразличие, словно мы ни когда и не были любовниками.

— Ну же!

М. слегка хмурит брови, словно ему трудно подобрать слова.

— Итак, сначала я хочу рассказать тебе о Яне.

При упоминании этого имени я испытываю жестокие угрызения совести и с нетерпением жду продолжения.

— Да, — насмешливо говорит М. — Я хочу, чтобы ты это знала: твой верный, любящий Ян тебя обманывал.

Я обдумываю это заявление, затем решительно его отбрасываю. Если бы Ян спал с кем-то еще, я бы это почувствовала.

— Ты лжешь, но даже если бы это было так, он бы тебе не сказал.

Нисколько не смущаясь, М. продолжает пристально смотреть на меня.

— Ну почему же? Разве я не был его наперсником? Он рассказывал мне обо всем — так почему бы не поделиться и этим?

Я не отвечаю.

— Ладно, ты права, — М. ядовито кривит губы, — он ничего мне не говорил. Ему просто не было нужды это делать. Видишь ли, он обманул тебя именно со мной — твой милый Ян впервые попробовал член.

— Ты лжешь!

— Ох, Нора! — М. причмокивает языком, чтобы меня раздразнить. — Когда же до тебя наконец дойдет? Ты ведь знаешь, что я никогда не лгу. — Он улыбается. — Ну, почти никогда. Я не сказал тебе, что убил Фрэнни, зато все остальное было правдой.

Мне по-прежнему не хочется говорить.

— Вижу, тебя нужно убедить. Прекрасно. — М. блаженно вытягивает ноги. — Твой дружок время от времени заглядывал ко мне после тенниса — выпить, иногда поужинать, ну и так, вообще. Я внимательно его выслушивал, в то время как ты отдалялась от него. Он не понимал, почему ты это делаешь, почему не хочешь заниматься любовью. Бедный Ян — он был в таком смятении! В последний раз, когда Ян был здесь — за несколько дней до разрыва с тобой, — я налил ему виски и дал возможность излить душу. Эго была такая трогательная сцена! — Голос М. дрожит от притворного сочувствия. — Я сказал, что ты его недостойна. Об остальном ты можешь догадаться. Маленький поцелуй, маленькая ласка — он оказался весьма податливым. Когда я положил руку на его член, он на миг заколебался, но был в таком напряжении, что с легкостью уступил моей просьбе. После нескольких порций спиртного Ян совсем перестал собой владеть, Нора, и к тому же он давно никого не трахал. Он был такой озабоченный, что, можно сказать, ты сама привела его ко мне. Я посвятил ему целую ночь, накачав спиртным так, что он стал как шелковый, а потом заставил его сосать мой член и затем вставил ему в задницу. Так что теперь твой Ян уже не такой милый девственник, каким был раньше.

Я все еще молчу, потому что знаю — М. говорит правду.

— Бедный мальчик был так смущен, что утром уехал, пока я еще спал. Если хочешь знать мое мнение, это дурной тон — он даже не поцеловал меня на прощание, а на следующий день позвонил и сказал, что это было большой ошибкой. Он извинялся, говорил, что сожалеет о случившемся и о том, что не может ответить на мои чувства. Смешно! Идиот так и не понял, что все было подстроено. — М. презрительно смеется. — Он был в отчаянии, считая, что обманул мое доверие.

Наконец у меня прорезывается голос. Я знаю, что М. не лжет, но мне трудно с этим смириться — непонятно почему. После того как он убил Фрэнни, холодное совращение Яна вовсе не должно меня удивлять.

— Зачем? — спрашиваю я. — Зачем ты это сделал?

— Не хотел, чтобы он дальше с тобой встречался. Ты ведь все время твердила мне, какой он прекрасный человек. Ну что ж — вот тебе твой честный, благородный Ян. Он скорее предпочтет порвать с тобой, нежели сказать правду. Насколько я знаю, он так и поступил.

Неправда, Ян со мной не порвал, думаю я. Ему действительно нужно время, чтобы все обдумать, поразмыслить над тем, что случилось между ним и М.

— В этом не было необходимости, мы с Яном и так стали чужими из-за тебя. Тебе не стоило его трахать.

На моих глазах выступают слезы — я оплакиваю Яна, себя, но больше всего Фрэнни. М. — мстительный человек, и хочет ударить меня побольнее. Я не смогу исправить все то зло, что он причинил Яну, но хотя бы отомщу за Фрэнни. М. думает, что я не сумею привлечь его к ответственности, и ошибается. Жестоко ошибается.

— Нет, необходимость была, — говорит М. — Мне нужно было его трахнуть, — Он самодовольно кивает. — Хочешь узнать еще одну маленькую деталь? Я подмешал ему снотворное. Видишь ли, чтобы кое-что сделать, мне нужно было, чтобы Ян впал в бессознательное состояние на то время, пока я, позаимствовав у него ключи, нанесу краткий визит в Сакраменто. — М. улыбается. — Тобой так легко манипулировать, Нора, — не труднее, чем Фрэнни или Яном. Как я и ожидал, ты вскоре обыскала его квартиру.

У меня начинает ныть сердце — ведь мне невольно удалось причинить Яну немало бед, подозревая его в убийстве, поделившись своими подозрениями с полицией, предоставив им вещественные доказательства, которые послужили причиной его ареста. Но даже после того, как я сдала его полиции, Ян говорил, что любит меня. Его чувства оказались гораздо глубже и сильнее моих. Я знаю, что поступила глупо, оттолкнув его, и боюсь, что буду всю жизнь сожалеть об этом.