- А я в этом салуне, наверное, на 17 месте, - откровенно заметил Эл Макки. Есть шанс, что честность может решить его проблему на сегодня.
Но в конце концов выяснилось, что честность здесь ни при чем. Все решила экономика. Он уже не был таким худым, как казался перед пятым "Май Тай". И он был довольно-таки молодым. Не больше 46, может 47.
Один из тех, кто наверняка выглядел старым даже в средней школе. Очевидно кожа да кости, но парень приятный. Да, этот Эл Макки был и вправду приятный парень. Экономика. Спрос и предложение.
Через 10 минут, поддерживая друг друга в вертикальном положении, они пробирались сквозь сходящую с ума толпу -- к величайшей тоске Уинга, который терпеть не мог, когда от него сбегали пьяненькие клиенты хотя бы с парой долларов в кармане.
Наверное второй самый печальный в тот вечер момент для Эла Макки наступил, когда проходя мимо бедного старого Кэла Гринберга -- детектива с тридцатипятилетним стажем, работающего с ним в одном отделе, -- он услышал, как тот, пытаясь перекричать грохот всепроникающего тяжелого рока, отчаянно доказывал что-то флегматичному молодому копу из участка на Ньютон стрит, которому было абсолютно на все наплевать.
- Я бы не имел ничего против, - кричал бедный старый Кэл Гринберг, если бы это была музыка. Ты называешь это музыкой?
- Ты знаешь ту девицу из канцелярии? - отвечал ему молодой коп. Мэгги... забыл, как дальше. Сиськи у нее отсюда до Сан Диего. Знаешь?
- Ну? Ты называешь это музыкой?
- Сиськи у нее - отсюда до Техаса. По-моему, Мэгги...
- Сиськи! И это все, что ты хочешь взять от жизни? Тебе что больше нужно, мозги или сиськи? - потребовал ответа бедный старый Кэл Гринберг.
- Ерунда, - сухо сказал молодой коп. - Если бы у меня были мозги, я бы покупал сиськи.
- Но ты называешь это музыкой? - настаивал бедный старый Кэл Гринберг. - Это не музыка. Ты когда-нибудь слыхал про Глена Миллера? Вот он делал музыку. Глен Миллер. Ты хоть слыхал о нем?
Уинг остановил надвигавшуюся пьяную истерику бедного старого Кэла Гринберга, налив ему двойную порцию виски. Он украдкой провел изумрудным рукавом по стопке долларовых банкнот, лежавших перед старым детективом. Уингу удалось украсть два доллара, не считая цены за выпивку, и добавить их к шальным деньгам в шкатулке.
- Скажи ему, Уинг, - умолял бедный старый Кэл Гринберг. - Скажи этому мальчишке. Глен Миллер был герой!
- Герой! Расскажи это своей бабушке, - захихикал Уинг, прибавляя звук тяжелого рока еще на два децибела. - Он так и не выучился как следует летать!
Вероятно, осечка Эла Макки в чайнатаунском мотеле была неизбежной. Когда она сняла лифчик и колготы, ее тело осело и провисло. Она выпадала по частям: желеобразные бедра, зеленоватые варикозные икры, перекрещенный сетью морщин и складок живот. Серый живот старого тюленя.
- Черт бы тебя побрал! - сказала она наконец, потная и задыхающаяся, но не от желания, а от изнеможения. - Ты что, гомик что ли? Я отсосала себе все зубы. Ради чего?
- Извини, - отрыгнул он. Комбинация виски с внутренним напряжением вызвала у него невероятный приступ газообразования.
- Чтобы ловить большую рыбку, нужна крепкая удочка, малыш.
- Я знаю. Я знаю.
- Это просто какое-то невезение! В баре полно настоящих мужчин, а мне достался паршивый гомик.
- Может нам пора идти? - Он сделал попытку сесть, но потолок вдруг закружился. И не в том направлении, что кружился, когда он лег. Он впервые видел, чтобы потолок вращался в двух разных направлениях.
Изумительная Грейс. Ему нужна Спасительная Грейс!
- Ладно, ладно, - успокаивающе сказала она. - Я не хотела тебя обидеть. Мне не стоило так говорить. Боже, что со мной? У тебя маленькие неприятности, а я называю тебя гомиком. Боже, что со мной случилось? Мне надо помочь тебе.
- Это я виноват. Не ты.
- Нет, нет, радость моя. Вот так, иди к мамочке. - Она притянула костлявого детектива к мягкой, свисающей груди и засунула ему в рот сосок. - Вот так, вот так. Через минуту ты будешь в порядке. Мамочка была не права, когда ругала и обзывала тебя. Вот так, вот так.
Изо рта Эла Макки сочилась слюна. Его правый глаз был совсем закрыт, левый -- почти закрыт. Он не чувствовал, что она ласкает его.
Он не чувствовал, что засыпает. Она не чувствовала, что он уснул. Потом она почувствовала.
Эл Макки больно ударился локтем о тумбочку, когда упал на пол, как мешок с костями.
- Я отсосала себе все зубы! - визжала Изумительная Грейс. - Ради чего? Поганый гомик!
Эл Макки не знал, отвезла ли она его обратно в "Сверкающий купол". Он не знал, который час. Он не знал, где находится, он лишь знал, что ведет свой пятилетней давности "Пинто" по Голливудской автостраде. Следующее, что он узнал, было очень странной штукой: рядом с ним со стороны водителя ехал на мотоцикле полицейский из Калифорнийского дорожного патруля и делал ему знаки, чтобы Эл подъехал поближе.
Эл Макки подумал, что ехать так близко - очень опасно для дорожного копа, поэтому, крепко держа руль в правой руке, он тщетно попытался открыть левой окно. Он не мог понять, чего от него добивается дорожный коп. Может ему лучше остановиться? Затем случилось невероятное. Дорожный коп закричал на него так громко, что у Эла Макки заболели уши. Дорожный коп сказал, Вылезай из этих поганых обломков, жопа!
Эл Макки решил остановиться. Он едва видел дорогу перед машиной. И почему у него погасли фары? Он вдруг осознал, что другие машины обгоняли его так, словно он стоял на месте.
Он действительно стоял.
Разъяренный дорожник открыл дверцу, схватил детектива за порванный рукав и рывком вытащил из машины. Эл Макки стукнулся головой. Ему показалось, что крыша просела.
Крыша действительно просела.
Эл Макки стоял на автостраде. Позади него горели аварийные фонари, и некоторые любители поглазеть притормаживали, чтобы поинтересоваться, что произошло. Дорожный коп сигналил, чтобы они проезжали, и держал Эла Макки за шиворот, чтобы он не упал. Сзади остановилась патрульная машина полицейского управления. Двое полицейских с фонариками направились к ним.
- Помощь нужна? - спросил тот, что помоложе, дорожного копа, который, наконец отпустил Эла Макки, и тот обессилено опустился на покореженный "Пинто".
- Я себе еду и вдруг вижу, как вот этот алкаш наезжает на откос шоссе, - сказал дорожный коп. - Его "Пинто" наезжает на откос после того, как он пересек три полосы встречного движения. Потом он переворачивается на 360 градусов и опять встает на колеса. Когда я к нему подъехал, он думал, что ведет машину!
Эл Макки начал понемногу приходить в себя и почувствовал, что ему грозят неприятности. Он отошел от "Пинто" и осмотрел его. Вся крыша оказалась дюймов на шесть ниже. Машина осела на целый фут, поскольку все 4 колеса спустили. Стекла были разбиты, а ветровое вообще отсутствовало. Правая дверца лежала на густой траве рядом с шоссе. На Эле Макки не было ни единой царапины, если не считать шишки на голове, которую он заработал, когда дорожный коп вытаскивал его из машины.
- Эй, это же сержант Макки! - сказал коп помоложе. Он повернулся к своему напарнику. - Рон, это же Макки из отдела детективов!
- О черт! Полицейский! - Глаза дорожного копа закатились под шлем. Он здесь уже был. Дежа вю.
Эл Макки никак не мог сообразить, в чем дело. Это было похоже на первые секунды после сна. Окружающее что-то означало и в то же время не означало ничего. Реальность в такие моменты неуловима.
- Кажется, я могу объяснить, - начал Эл Макки, но вынужден был остановиться. Каждый его шаг отдавался, будто в погремушке. Он дребезжал, скрипел и звенел. Ветровое стекло сыпалось с него, словно снег. Его волосы были забиты разбитым стеклом. Оно попало даже в карманы.
- Слушай, - сказал молодой патрульный дорожному копу, - мы вызовем техпомощь и отвезем его домой. Он хороший парень. Отпусти его...
- Жопа! - сказал дорожный коп Элу Макки, устремляясь к своему мотоциклу и выбивая на ходу искры коваными подошвами. Он вогнал кулак в сидение, прежде чем вскочить на него и с грохотом умчаться.
Он снова его погладил. Это был его настоящий инструмент. Именно его он держал в руке, а не тот, что дал осечку в чайнатаунском мотеле. Смотреть стыдно: цилиндр настолько забит пороховой гарью, что едва вращается. Он даже не мог вспомнить, когда в последний раз чистил свой безотказный суррогат полового члена. И тем не менее этот малыш ни разу не давал осечку. Что было бы, если бы он так же обращался с тем, другим? Запаршивел бы до смерти? Скорее всего он лечился бы у вонючего китайского знахаря (исключительно благодаря Уингу -- после выплаты комиссионных), чтобы Управление не наложило на него взыскание за "поведение, недостойное полицейского", то есть за то, что он подхватил бы какую-нибудь венерическую заразу, вроде "красной смерти". Но этого быть не может. Он регулярно чистит, и смазывает, и прочищает тот, что дал осечку.