— Дружка моего тогда…
— Ребята, кто летал над Моздоком?
Руки, ладони, повторявшие плоскость самолета, — помните, как летчики показывают воздушный бой? — рисовали те мгновения схватки, которые не забыть…
Спать улеглись чуть ли не под утро. Врачи уже в который раз забегали на чей-то вызов, кого-то даже увезли на "Скорой", но всё постепенно затихало.
Уснул и Игорь Середа, наговорившись с однополчанами, наговорившись до хрипоты, но все-таки чего-то недоговорив, недовспомнив…
Проснулся он от чьего-то крика, и испугался, что опять кому-то стало плохо. Сел на койке, услышал уже не один крик, а несколько. Что случилось?! Что происходит?! И когда чуть разобрался, когда до сознания стали доходить слова, что неслись с разных концов спортивного зала, мороз пошел по коже.
— Месс, Ваня, месс над тобой!
— Прикрой, Серый, атакую!
— Ушел Мишаня, ушел…
— Вовка, ну бей же, бей его, падлюку!
— Горю…
Летчики — весь почти школьный спортивный зал — снова воевали. Они спали, но вскидывались и кричали, срывая горло, во сне повторяя бои, навсегда засевшие в памяти — воздушные эти карусели, пулеметные и пушечные трассы, что протягивались от самолетов к самолету во время атак, дым то от вражеской машины, то от своего…
Они снова шли в атаку, снова бросали истребитель на помощь другу, надеясь — хоть во сне! хоть через 20 лет! — спасти его; снова чужие пули барабанили по обшивке и вдруг останавливался пропеллер…
Я уже твердо знаю: с войны вернуться не дано. И касается это и седого вояки из далекой Второй Мировой, и парнишки с чеченской войны, которого разбудит среди ночи "дура-пушка". Потому что, к сожалению, "навеки в памяти солдат прорыт окоп"…
Теория осаже
Может быть, такая теория и существует — в определенных кругах, но, может, я излагаю ее впервые, вдруг это оригинальная идея…
В своем архиве я нашел листок с машинописным текстом. Я его и раньше брал в руки, но все было недосуг вчитаться, меня занимало то одно, то другое дело. И вот наконец вчитался. И сквозь текст проступило лицо сидящего за столом напротив моего давнишнего приятеля, Юры Осипова, автора текста на пожелтевшей странице.
Юра Осипов — мастер спорта по фехтованию (шпага), преподаватель Политеха, бабник, выпивоха, умеет ценить мужскую дружбу — короче, человек, обладающий всеми положительными качествами. Ну, большинством. А еще он — изрядный теоретик винопития. Об этом-то я, верный своему замыслу рассказывать о необычном, и поведаю.
Юра придумал и разработал до тонкостей теорию Осаже. (Он сочинил ее до прочтения рецептов коктейлей Венедикта Ерофеева).
Раз в неделю, где-то после полудня, я приходил к нему. Как все мы в то время, он снимал комнату, хозяйка квартиры в эти часы работала, в доме было тихо, никто не мог нам помешать. Юра готовил стол: хлеб, колбаса, соленые огурцы, сыр, сливочное масло. Может быть, сосиски. Из морозилки доставалась бутылка польской "Чистой водки выборовой", которую мы в те поры пили. Водка крепкая, но в самом деле "чистая", от Юры я уходил на своих двоих, и тяжелых последствий после нее не наблюдалось.
Разговоры были хорошие — "о бабах", о способах, которые были применены (а это целая наука!), чтобы привлечь, заманить, победить: шел полезный мужской обмен опытом. В этом деле Юра тоже и слыл, и был мастером. Я думаю, что успех множества его побед был следствием глубокого понимания женской натуры и натиска. Я видел его "в деле": в нужный момент он включал некое шаманское "бу-бу-бу-бу-бу", которое приводило женщину в замешательство, снимало тормоза и принуждало "сдаваться". Или, скажем, уступать.
Понятно, что мы говорили и о другом. Оба пописывали, и темой бывали литературные кумиры тех лет, редкие смелые их строчки (запретный плод), которые нами под очередную рюмку "Чистой выборовой" смаковались.
Пьянеть мы себе не позволяли: были спортсмены и крепкие в отношении выпивки мужики, захмеляемость (она же "закосеваемость") оба прошедшие некую школу мужественности, держали в узде.
Но о "закосеваемости" — ну как же, ну как же! — мы заговаривали. И однажды Юра выложил, тоже делясь опытом, свою теорию Осаже. Я ее не без интереса выслушал, потом попросил повторить, и, уже тогда заведший архив (мало ли что может после пригодиться), отпечатал на отдельном листке и уложил в папку.
И вот раскопал в архиве пожелтевший листок. И вот вижу на кухонном столе бутылку "Выборовой", мужскую закуску и лицо Юры Осипова, выкладывающего мне свою теорию.
…Ежели ты выпил много водки, — неторопливо и со знанием дела рассказывал он, — и она перестала радовать, а принимается уже тупо (это слово он подчеркнул), вспомни золотое правило истинного ценителя застолья: следующая рюмка не спасет тебя, как тонущего спасает брошенный ему круг, она только усугубит мерзкое состояние оглушенности… Осади "белую" (родимую) глотком-другим (не больше!) сухого красного вина, которое следут пить неспешно, "отхлебывая".