Старый дом═
Возле этого дома я всегда останавливаюсь — такой грустью веет от него! Старый, двухэтажный, с белеными, доски внахлест, стенами, с мезонином — он весь зарос плющом, который поднимается со двора-палисадника, где в путанице плюща уже не сделаешь и шага. Дом приткнут… нет, рядом с ним возвели высокий билдинг, и дом оказался приткнутым к его равнодушному кирпичному боку. Наверно, хозяева дома умерли, и давно, а их дети или родственники по каким-то соображениям не стали сносить старое жилище.
Плющ за долгое время полностью облепил стены дома и достиг даже мезонина, обрамив его, как венком, плющ обвил дымовую трубу камина, гибкие ветки нависли над ее жерлом. Во дворе стоят вставленные друг в дружку белые пластмассовые стулья возле белого же столика — и они по сидения и по столешницу в густой зелени плюща. Каменный фонтан, когда-то беленый, уже, конечно, без воды, еле виден. Старое дерево у забора высохло, теперь оно закутано в плющ, как в шубу, из коротких рукавов которой торчат высохшие ветки.
Дверь дома прочно заперта, медная табличка на ней покрылась патиной и фамилий хозяев дома уже не прочитать, ручки давно не касалась человеческие пальцы. На ступеньках крыльца многослойный настил палых листьев…
Я стою возле этого старого дома и вот… мысленно открываю пронзительно скрипящую дверь. Делаю внутрь шаг, другой, третий… В гостиной стоит покрытая когда-то белыми, а сейчас серыми от пыли чехлами мебель — кресла, диван, овальный стол, высокий, наверняка искусной резьбы дубовый буфет. Штукатурка на стенах отслаивается большими кусками, как кора с платана.
Такая тишина окружает меня! Она кажется мне живым, уплотнившимся за долгое время существом — так старое вино, говорят виноделы, если его не тревожить в лежащей бутылке, начинают пронизывать некие структурные нити, превращая вино в живой организм; я боюсь и вспугнуть эту тишину, и потревожить ее своим движением. Еще мне кажется, что, пропуская меня в себя, она отодвигается, поджимается и — сторожко окружает пришельца.
На стене слева от меня висит большое овальное зеркало в узорчатой деревянной раме. Оно покрыто, как всё в доме, толстым слоем пыли. Чуть наклоненное, зеркало отражает часть овала стола и толстую ножку тяжелого буфета.
Стоило мне подумать об этом, как я начинаю верить, что… Время от времени кто-то медленно и неслышно подходит к зеркалу, к стеклу протягивается худая, костлявая рука, стирает платочком пыль с небольшого его участка — и в зеркале с порыжевшей амальгамой появляется высохшее старушечье лицо с потухшими глазами, оно всматривается в него и кивает — не ему, а чему-то другому, кивает, с чем-то скорбно соглашаясь, кивает… Потом привидение отходит от зеркала и растворяется в воздухе и в тишине, которую, как старое вино, лучше подольше не тревожить…
Я стою перед этим домом, стою долго, пока какой-то прохожий не оглянется и не посмотрит на меня, пытаясь понять, чем может интересовать этого человека заросший плющом по самый конёк на крыше старый дом.
Козел═
Самолет приземлился в Челябинске рано утром, и я так и не увидел вершин Уральского хребта, над которым мы пролетали в темноте.
Время было осеннее, в аэропорту меня встретил сильный ветер, сила его, ровный напор, показалась мне особой, зауральской.
(Интересно, что первый человек, которого я увидел в городе, сойдя с автобуса, был фиолетовый, словно пил он не водку, а чернила, алкаш, который, трясясь от похмелья, подвывая даже, шастал по станции в надежде отыскать в каком-то углу спасительный глоток).
Челябинск — прямые широкие улицы, крепкие каменные дома без архитектурных затей, все тот же сильный ветер, про который на этот раз подумалось, что улицы здесь строились как раз в расчете на эту стихию: с нею лучше не спорить.
В центре же холодного города были сохранены бревенчатые старые дома, чьи окна украшали искусной резьбы наличники, эту теплую, на взгляд, группу окружали все те же безыскусные каменные здания.
Город произвел на меня впечатление могучего индустриального центра сталинской модели, где люди — всего лишь работники на заводах, винтики, да я их и не увидел почти в этот день, все были ввинчены в производства…
Челябинск был для меня, признаюсь, интересен тем, что где-то близ него находится городок Касли, известный всему миру чугунным художественным литьем. У себя дома, в художественном салоне, я купил как-то ажурную черную тарелку, и она особняком была у меня в комнате. Чтобы узнать о крае побольше и, может быть, увидеть чугунное литье, я первым делом отправился в Краеведческий музей.