Сопровождать по музею московского журналиста отрядили девушку экскурсовода: черный свитер тонкой шерсти, черная юбка, русоголовая, на мое удивление, немногословная… Настасья.
Девушка водила меня по залам, коротко представляя то один, то другой раздел: башкирцы — основное население края; здесь их старинный быт… Русские начали заселять Южный Урал в ХY111 веке, вот грамота, пожалованная царем… Горно-заводская промышленность была начата купцом Коробковым, а после — известными Демидовыми. Купец Расторгуев начал здесь художественное литье…
И тут я увидел то, что искал, — большущий шкаф, заселенный черными фигурками. Каслинский чугун!
Конечно, я возле него заторчал, пока не обшарил глазами все до единого предметы — статуэтки, тарелки, вазы, пепельницы. Девушка, заметив мой интерес к удивительному чугуну, сказала:
— Это только малая часть Каслей, остальное в наших запасниках, мы выносим оттуда всё только на выставки.
— А можно, — загорелся я, — и то посмотреть?
— Наверное… Я сейчас спрошу.
Она простучала каблучками по отзывчивому паркету, скрылась за высокой белой дверью.
Вот снова застучали тонкие каблучки: черный свитерок в обтяжку — еще одно литье — направлялся ко мне.
— Можно. Пойдемте вниз.
У меня был фотоаппарат, я проверил его. Все в порядке, пленка только-только начата.
В подвале, под низким потолком, мы подошли к стеллажам, издалека манившим изящными черными поделками. Вот где было чудо — труднейший для обработки, грубый и ломкий материал вылился здесь в такие формы, какие могла до него принимать только ковкая бронза…
— Наверно, вы знаете, что в 1900 году, — вставила очень нужные слова девушка, — в Каслях создали так называемый чугунный павильон, ажурную комнату — для Всемирной выставки в Париже. Полторы тысячи "кабинетных" вещей, и все из чугуна…
— Знаю, — ответил я, — но не грех и напомнить. Такого дива мир, должно быть, не видывал.
— Да, — подтвердила деушка, — Золотая медаль. Гран-при…
Я оглянулся. Неподалеку стоял большой стол.
— Знаете что, Настя, я хочу кое-что из этих вещей сфотографировать. Вы мне поможете?
Девушка кивнула.
— Подавать я буду сама. Так у нас полагается.
— Они тяжелые. Ну ладно. Вот эту первую. — Я показал на коня, схваченного чугуном в прекрасном движении: он резко, до взрыва земли под передними копытами, остановил свой бег.
Настя не без труда сняла с полки черного скакуна, я все же перехватил его и поставил на стол. Нацелился на него объктивом своей "зеркалки".
— Подождите, я добавлю света.
Она подошла к стене рядом со стеллажем, над столом засветилась яркая лампа.
Началась работа фотографа. Я искал точку съемки, смотрел на очередную фигурку слева и справа, крутил ее так и этак, отходил, подходил, приседал, раскорячивался…
Над круторогим козлом на утесе я корпел особенно долго. Настя — черный, напоминаю, свитер и черная юбка — прислонилась спиной к стеллажу, сложила руки на груди….
Я замер в трудной позе, найдя единственную точку съемки (фехтовальщик в выпаде), готовился уже нажать на спуск… и неожиданно поднял глаза на девушку.
И поймал ее взгляд, направленный на меня, и мгновенно прочитал его — так неприкрыто было в нем минутное, может быть, чувство:
"Что ты нашел, парень, в этом холодном и твердом чугуне? — прочитал я. — Он тяжелый, пыльный, хотя, может быть, и красивый… посмотри лучше на меня, — я в четырех метрах от тебя, теплая, живая, и уж не хуже этих фигурок — да глянь же на меня! И отбрось к черту свой аппарат.."
Ошеломленный этим взглядом, этим прочитанным в одно мгновение призывом, я начал подниматься, так и не нажав на спуск фотоаппарата. Начал… ну да, начал опоминаться от наваждения, исходившего от черного, как смоль, искусства, от бесовского этого литья… Послушно положил на стол камеру…
— Стася! — раздался вдруг голос издалека, сверху. — Стася, ты здесь нужна! Пришла экскурсия!
Мы вдвоем поставили тяжелого козла на полку стеллажа, Стася подняла на меня глаза.
— Вот и все, — сказала она то ли нашему с ней походу в запасники, то ли чему-то другому. — Идемте?
Может, мне показалось, но, может, так было, — во взгляде девушки я снова прочитал кое-что. "Эх ты!" было коротко написано в нем.
═
…Интересно о взгляде сказано у Владимира Даля: "Немая, но высшая речь человека".