Поэт бормочет, прикашливая:
— Луна… полночная луна… Когда… — И неожиданно, словно что-то или кого-то услыхав, замирает. Слушает, запрокинув голову… Потом поднимает руку, поворачивается ко мне. Гордый, вознесшийся надо мной как памятник — профиль его врезан в луну, — выждав паузу, чтобы аудитория настроилась, освобожденно произносит:
Когда над Черным морем полночь
Пробьет торжественно луна,
Я призову тебя на помощь,
Тебя, эвксинская волна.
Из бесконечности, оттуда, — он показывает рукой на темь моря, — Накатит первая строка, -
И вздрогнет жаждущая чуда
Поэта…… рука!
Там, где пушкинское многоточие, было некое та-та-та, некий, вернее, гул, угукание, заменявшее три слога еще ненайденного слова.
— Кто это? — взволнованно спрашиваю я. — Это…
— Это я! — гордо отвечает мой поэт. И, сойдя с пьедестала, делает торжественный приглашающий жест к лестнице, к берегу моря, к волне…
…А потом, в опубликованных в его книжке дневниковых записях, в разделе, названном "Параграфы", я найду строчку:
"В судорогах ищите смысл жизни. Прочее — гиль".
"Не каждый Коган — лев!"
Кавычки в заголовке потому, что не я автор этой замечательной фразы, а студенты Свердловского (тогда) университета. Было это во времена уже оны. Студенты шли по коридору своего учебного заведения и несли над собой плакат с утверждением насчет льва, чем отдавали препочтение одному из трех Коганов, преподававших в то время.
Это будет история в истории, один текст в другом, так нужно для пользы дела.
Итак… Куда бы ни приехал доктор филологических наук, профессор Лев Коган, везде он собирал немалые аудитории, скажем, определенного состава, и мгновенно в них воцарялся. Ибо все знали, что пришли "на Когана из Свердловска".
В то время в книгах, журналах и газетах печаталось далеко-далеко не все, цензоры просеивали сквозь свое сито всякую напечатанную на машинке строчку, но дыхать как-то было надо, и талантливый литератор Лев Коган придумал жанр "устных рассказов об истории Свердловского университета". С ними он был известен на Урале, когда мог, разъезжал по Союзу, снимая аплодисменты там и сям. Без них, без аплодисментов всякое творчество постепенно угасает.
Мне посчастливилось побывать на вечере профессора, который проводился, разумеется, не в концертном зале. Высокий, сутулый, мельком взглядывающий на аудиторию, он ходил по гостиной в квартире моей знакомой журналистки, и чудодействовал. Подобных вещей мы не слышали с времен Зощенко.
Я посмею изложить первый рассказ Льва Когана; тень запомнившегося мне человека — высокого, повторю, сутулого… да будет с нами. В этом случае я, может, меньше совру.
Итак, пересказ.
Славянскую филологию в Свердловском университете преподавал некий Сергей Петрович Ежеверов. Умница мужик, предмет знал преотлично, увлекался им на уровне хобби и, естественно, был коллегами науськан на написание кандидатской диссертации. Был он человек своего времени, и тему выбрал животрепещущую. Накануне вышла в свет работа И.В.Сталина "Марксизм и языкознание", где вождь, отложив на минуточку заботы о восстановлении страны после страшной войны, поправлял академика лингвиста Н.Я. Марра. Текст сталинской работы читал по радио Юрий Левитан, так что основные положения ее знали в Советском Союзе и сталевар, и доярка, и даже зек. Декан факультета объявил, что каждая строчка этого труда — тема для диссертации. Ежеверов выбрал строчку и взялся расшифровывать ее научным языком…
Закончил он писать диссертацию… когда вождя положили в мавзолей; страна замерла; защиту на всякий пожарный отложили. А вскоре Ежеверову посоветовали испытать себя на другой теме. Упрямый соискатель нашел ее: он написал труд о творчестве Александра Фадеева, озаглавив его: "Писательское слово — самое верное отображение дейстительности". Стопка листов легла на стол оппонентов в начале мая 1956 года. А в этом же месяце писатель… застрелился.
Да-а-а…
Сказать, что Ежеверов отчаялся, нельзя. Но выбор следующей темы кое-что говорит о его настроении. Он снова сел за стол и обложился старыми книгами из закрытого отдела университетской библиотеки. Страницы на этот раз писались легко и быстро. Время от времени филолог даже смеялся, что случется редко при работе над диссертацией. Теперешний его труд назывался "Этимология и семантика русского мата". Ну, этимология занимается происхождением слова, семантика — смыслами слов; что такое мат, знает без научного объяснения каждый нормальный человек.