Антисоветские настроения и даже рассуждения о благодетельности неудачной войны, иными словами, пораженчество, совсем не обязательно означали сотрудничество с врагом, когда война на самом деле началась. Коллаборационистами нередко оказывались благополучные советские граждане и даже члены партии[37], в то же время люди, ненавидевшие большевиков, оказывались вполне лояльными гражданами и патриотами. Многое, если не все, зависело от обстоятельств. Так, Любовь Шапорина, отмечая в дневнике довольно широко распространенные пораженческие настроения, сама, при всей ненависти к режиму, была и осталась русской патриоткой. Аркадий Маньков был призван в армию, служил на командных должностях в батальонах аэродромного обслуживания на Ленинградском и Волховском фронтах, после войны стал известным советским историком, доктором исторических наук.
Однако же тысячи советских, точнее, «подсоветских» людей, по терминологии коллаборационистской печати, встретили начало войны с надеждой. Надеждой на поражение своей страны. Среди них была чета Николая Николаевича и Олимпиады Георгиевны Поляковых и преподаватель русской литературы в техникуме Владимир Дмитриевич Соколов. Дневник Поляковой, частично опубликованный под псевдонимом Лидия Осипова, и два мемуарных текста Соколова, подписанных его литературным псевдонимом Вл. Самарин, публикуются нами в настоящем издании.
Чем интересны эти тексты? Во-первых, это первоклассный источник по истории коллаборационизма, в особенности по психологии людей, для которых сотрудничество с оккупантами было сознательным выбором, а не результатом стечения обстоятельств; во-вторых, это источник по истории оккупационной политики, включая свидетельства из первых рук о нацистских преступлениях; в-третьих, это источник по истории советского общества; в экстремальных условиях войны особенности этого общества, ценностные ориентиры и поведенческие стереотипы людей, сформировавшихся при советской власти или вынужденных на протяжении почти четверти века приспосабливаться к советскому образу жизни, проявились особенно ярко; в-четвертых, это источник по истории повседневной жизни в оккупации, наконец, это источник по истории «второй волны» русской эмиграции, все еще остающейся наименее изученной по сравнению с другими эмиграционными потоками ХХ столетия.
I. Чета Поляковых
О довоенной жизни автора «Дневника коллаборантки» известно немногое. Родилась она как будто в 1902 г., училась в гимназии в Новочеркасске, возможно, имела какое-то отношение к автору крошечного сборника стихов, вышедшего в Новочеркасске в 1916 г.[38] На эту мысль наводит то, что имя автора сборника – О. Кравич. Псевдонимом О. Кравич подписывала впоследствии Олимпиада Полякова свои статьи в коллаборационистских газетах. «Согрешила» она однажды и поэтическим творением: в таллинской газете «Северное слово» было напечатано ее стихотворение «Порыв». По степени безвкусия («Я снять замок с души своей хочу / Хочу любви. Сейчас. Сию минуту» и т.д.) стихотворение вполне могло конкурировать с названием поэтического сборника О. Кравич, «Голубые хризантемы». Публицистика Осиповой и в особенности ее дневник стилистически разительно отличаются от ее стихов в лучшую сторону.
В 1919 г. юная Липа вышла замуж за Николая Николаевича Полякова. Н.Н. Поляков родился в 1889 г. в Риге, в 1912 г. окончил Петербургский университет. И до революции, и в первые послереволюционные годы, по его собственным словам, принимал «активное участие в кооперативном движении, – работал в московском Союзе потребительских обществ (позднее Центросоюз), в харьковском Союзе кредитных кооперативов, на Кубани в Союзе производственных кооперативов и в Союзе потребительских обществ. Затем перешел на преподавательскую работу»[39]. Преподавательскую работу Поляков чередовал со службой вахтером, ночным сторожем, бухгалтером. Преподавал гуманитарные дисциплины, как правило, в «незаметных техникумах». Поляковы постоянно кочевали, перебираясь с места на место. Очевидно, это был способ избежать ареста, учитывая взгляды Полякова и его неумение эти взгляды долго маскировать. Как писал, видимо, хорошо знавший Полякова автор некролога в «Новом русском слове», «его безудержный полемический талант выдавал его с головой»[40].
В конце 1920-х гг. Поляковы жили в станице Приморско-Ахтарской на Кубани, где Н.Н. Поляков преподавал историю, потом перебрались в Москву, где он работал бухгалтером, впоследствии – под Ленинград, войну встретили в Пушкине[41]. Здесь они дождались немцев. Как следует из «Дневника коллаборантки», о котором ниже, ждали с нетерпением. Первую военную зиму Поляковы провели в Пушкине; в мае 1942 г. перебрались в Павловск, через год – в Тосно, в октябре 1943-го – в Гатчину, еще через месяц – в Ригу.
Поляковы в той или иной форме сотрудничали с нацистами на протяжении всего периода оккупации, несмотря на то что очень скоро, если верить «Дневнику коллаборантки», разуверились в освободительной миссии германской армии. Бичуя оккупантов за глаза и частенько сравнивания их по тем или иным поводам с большевиками, причем в пользу последних, Поляковы тем не менее продолжали сотрудничать с нацистами, считая их злом преходящим, а большевизм – злом «своим» и потому более опасным.
В Риге начинается наиболее активный или, во всяком случае, наиболее заметный период их сотрудничества с оккупантами. Оба печатаются в газете «За Родину»[42], эпизодически в некоторых других оккупационных изданиях. Выходом из морального тупика для них кажется появление Русской освободительной армии (РОА), возглавляемой генералом А.А. Власовым. Совсем не юный Поляков вступает в РОА, получает чин лейтенанта. Правда, служил он не в строю, а по части пропаганды, в том числе читал лекции на курсах пропагандистов РОА в Риге. Специализацией Полякова была критика марксизма. Похоже, уже тогда он использовал псевдоним Осипов[43].
Олимпиада Полякова печаталась в газете «За Родину» не слишком часто. Ее статьи посвящены в основном критике реалий советской жизни, советского быта. В одной из статей рассказывается о том, как комсомолка Катя не давала житья соседям по коммунальной квартире[44], в другой – об отношениях полов, в которых, по мнению автора, как нигде сказывалось «уродство и серость советской жизни»[45]. В последней статье говорилось о браках по расчету с целью получения жилплощади, о домогательствах сановного коммуниста к сослуживице и сходных «гримасах советского быта». Советской действительности противопоставлялась жизнь до революции, например, в ностальгическом тексте о праздновании Масленицы[46].
А затем в редакции появилась новая сотрудница, очень, по мнению Поляковой, пронацистски настроенная. Новая сотрудница стала правой рукой главного редактора, чем-то вроде политического редактора газеты. Это была не кто иная, как Вера Пирожкова, о которой шла речь выше. Пирожкова вскоре дала понять Поляковой, что в ее услугах в газете больше не нуждаются. По мнению Поляковой, причина была в том, что она не скрывала своих власовских симпатий и демократизма.
В результате Полякова была вынуждена опубликовать статью, которую, судя по ее дневнику, считала лучшей в своей публицистике «коллаборантского периода» в ревельском «Северном слове». Статья называлась «Дух из кувшина: Вопросы подсоветских людей»[47] и была посвящена критике новой линии советской власти, отказавшейся, по крайней мере внешне, от интернационализма и обратившейся с целью мобилизации и сплочения народа к традиционным ценностям патриотизма, национальной культуры, даже религии.
Родина. Религия. Семья. Любовь. Героизм. Жертвенность. Подвижничество. Вот что требуется теперь от голодного, задавленного, превращенного в раба русского человека, – писала Полякова. – Большевики, абсолютные циники, полагают, что принципы и лозунги можно так же легко менять, как секретарей партячеек. Им, конечно, не понять, что героем и подвижником может быть только сильный и свободный. Рабу и трусу понятие о чести недоступно[48].
37
Так, в каждом районном центре Калининской, Курской, Орловской и Смоленской областей в период оккупации добровольно регистрировались в немецких комендатурах от 80 до 150 коммунистов, в большинстве своем занимавших ранее ответственные должности. Около 70 % из них сотрудничали с оккупантами, нередко занимая ответственные посты в местной администрации (Ермолов И. Три года без Сталина. Оккупация: советские граждане между нацистами и большевиками, 1941-1944. М., 2010. С. 31).
38
Кравич О. Голубые хризантемы. Новочеркасск: Тип. Управления артиллерии войска Донского, 1916. 39 с.
40
Поплюйко А. Ученый и полемист: Памяти Н.И. Осипова // Новое русское слово. 1963. 18 мая. С. 4.
41
См. комментарий Я.А. Трушновича к воспоминаниям его отца, видного эмигрантского деятеля, члена НТС и постоянного автора «Посева» А.Р. Трушновича: «Мы жили с Николаем Николаевичем и Олимпиадой Георгиевной Поляковыми в их маленькой комнате в коммунальной квартире на Большой Серпуховской улице. Подружились с ними в 1927 году в станице Приморско-Ахтарской, где Поляков, крупный специалист по русской истории, преподавал в одном из станичных учебных заведений. В Москве он работал бухгалтером в Оленеводтресте» (Трушнович А.Р. Воспоминания корниловца, 1914-1934 / сост. Я.А. Трушнович. М.; Франкфурт, 2004. Примеч. к с. 321).
42
По-видимому, Н.Н. Поляков публиковался под псевдонимом Т. Лютов. В пользу этого говорит как проблематика статей, входящая в круг интересов Полякова, так и хронология публикаций: статьи, подписанные псевдонимом Т. Лютов, начинают регулярно появляться на страницах «За Родину» со второй половины ноября 1943 г. Вряд ли случайным является упоминание именно этого автора в дневнике Осиповой-Поляковой: «Так, например, в статьях Лютова нет ни малейшего намека на антисемитизм или на преклонение перед немцами и Германией» (Осипова Л. Дневник коллаборантки. Запись от 1 декабря 1943 г. См. наст. изд. С. 169).
43
Окороков А. Особый фронт: Немецкая пропаганда на Восточном фронте в годы Второй мировой войны. М., 2007. С. 161.
47
Кравич О. Дух из кувшина: вопросы подсоветских людей // Северное слово. 1944. 1 июня. С. 4.
48
Кравич О. Дух из кувшина: вопросы подсоветских людей // Северное слово. 1944. 1 июня. С. 4.