Летом 1943 года немцы произвели одновременно в нескольких городах аресты членов НТС. Только в Брянске, Клинцах и еще в двух-трех мелких городах им удалось захватить более 30 человек. В районе Брянска аресты производил один из многочисленных немецких «зондерштабов», расквартированных в Гомеле. Арестовывали бывшие советские парашютисты, перешедшие на работу в немецкую контрразведку.
В Гомеле арестованные подвергались многочасовым допросам, избиению. Судя по характеру допросов, вопрос о ликвидации всех уже был решен, причем решался он, по всей вероятности, не только в гестапо, но и в НКВД. Один из следователей намекнул, что с «изменниками Родины» может быть только один разговор: к стенке! Потом, когда большинству, благодаря исключительно счастливым обстоятельствам, удалось вырваться, подтвердились предположения о том, что самое активное участие в арестах принимали большевистские агенты, работавшие в органах немецкой разведки и контрразведки, и гестапо. В ликвидации самостоятельной антибольшевистской и антинемецкой силы были заинтересованы как немцы, так и большевики.
Эта сила устояла. Вышла из борьбы выросшей, окрепшей.
«Когда же на запад умчался туман,
Урочный свой путь совершал караван»[325]. –
декламирует, сидя на маленьком чемоданчике, бывший батальонный комиссар Красной армии, а теперь талантливый журналист-антибольшевик, прекрасный оратор, выступавший не раз на больших собраниях с горячими обличительными речами против большевиков, мой хороший приятель.
Поезд идет на запад. Вагон мерно покачивается. В раскрытую настежь дверь (едем мы в товарном поезде) ветер заносит запах соснового леса – последнюю прощальную весть с Родины. Скоро Минск, а за ним старая граница. Прощай, Россия!
В нашем вагоне человек двадцать, все русские. У всех одно желание: чтобы поезд шел как можно скорее, чтобы не останавливался, чтобы не случилось чего-нибудь в дороге. Позади катится вал фронта. По пятам, за передовыми частями, сражающимися с немцами, идут те, кто воюет только против своего народа.
Поезд, замедляя ход, идет мимо какой-то маленькой станции.
– Что такое, базар, что ли? – изумляется комиссар, перестав декламировать, высовывается из вагона.
Мы все подходим к двери. Вся привокзальная площадь забита подводами, нагруженными домашним скарбом. На подводах женщины, дети, добровольцы из отрядов, простые крестьяне. Многие мужчины вооружены. На одной подводе видим пулемет. Прямо времена Гражданской войны! Налево по шоссе, насколько хватает глаз, – подводы, подводы, подводы. Направо, за станицей, – деревянный мост через неширокую реку. Там и образовался затор.
Железнодорожный мост, по которому медленно проходит наш поезд, только что восстановлен, после того как его взорвали партизаны. Но вот мост позади. Наш поезд снова набирает скорость.
– Прямо вся Россия уходит, – говорит комиссар. – Такого я не видел в 1941 году. Отступала армия. Бежали коммунисты. Но сейчас крестьянин уходит.
– Многие и остаются, – замечает кто-то из нас.
– Остаются, конечно, – подхватывает комиссар. – Трудно ведь Родину покидать.
Поезд идет все дальше, на запад.
«О, русская земля, ты уже за холмом»[326].
ТАСС заявляет, что: 1) Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь места; 2) по данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям; 3) СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными; 4) проводимые сейчас летние сборы запасных Красной армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной армии как враждебные Германии по меньшей мере нелепо».
«Призывая всех русских людей подниматься на борьбу против Сталина и его клики, за построение Новой России без большевиков и капиталистов, я считаю своим долгом объяснить свои действия.
Меня ничем не обидела советская власть.
Я – сын крестьянина, родился в Нижегородской губернии, учился на гроши, добился высшего образования. Я принял народную революцию, вступил в ряды Красной армии для борьбы за землю для крестьян, за лучшую жизнь для рабочего, за светлое будущее Русского народа. С тех пор моя жизнь была неразрывно связана с жизнью Красной армии. 24 года непрерывно я прослужил в ее рядах. Я прошел путь от рядового бойца до командующего армией и заместителя командующего фронтом. Я командовал ротой, батальоном, полком, дивизией, корпусом. Я был награжден орденами Ленина, Красного Знамени и медалью XXлет РККА. С 1930 года я был членом ВКП(б).
И вот теперь я выступаю на борьбу против большевизма и зову за собой весь народ, сыном которого я являюсь.
Почему? Этот вопрос возникает у каждого, кто прочитает мое обращение, и на него я должен дать честный ответ. В годы гражданской войны я сражался в рядах Красной армии потому, что я верил, что революция даст Русскому народу землю, свободу и счастье.
Будучи командиром Красной армии, я жил среди бойцов и командиров – русских рабочих, крестьян, интеллигенции, одетых в серые шинели. Я знал их мысли, их думы, их заботы и тяготы. Я не порывал связи с семьей, с моей деревней и знал, чем и как живет крестьянин.
И вот я увидел, что ничего из того, за что боролся русский народ в годы гражданской войны, он в результате победы большевиков не получил.
Я видел, как тяжело жилось русскому рабочему, как крестьянин был загнан насильно в колхозы, как миллионы русских людей исчезали, арестованные без суда и следствия. Я видел, что растаптывалось все русское, что на руководящие посты в стране, как и на командные посты в Красной армии, выдвигались подхалимы, люди, которым не были дороги интересы Русского народа.
Система комиссаров разлагала Красную армию. Безответственность, слежка, шпионаж делали командира игрушкой в руках партийных чиновников в гражданском костюме или военной форме.
С 1938 по 1939 г. я находился в Китае в качестве военного советника Чан Кайши. Когда я вернулся в СССР, оказалось, что за это время высший командный состав Красной армии был без всякого повода уничтожен по приказу Сталина. Многие и многие тысячи лучших командиров, включая маршалов, были арестованы и расстреляны либо заключены в концентрационные лагеря и навеки исчезли. Террор распространился не только на армию, но и на весь народ. Не было семьи, которая так или иначе избежала этой участи. Армия была ослаблена, запуганный народ с ужасом смотрел в будущее, ожидая подготовляемой Сталиным войны.
Предвидя огромные жертвы, которые в этой войне неизбежно придется нести русскому народу, я стремился сделать все от меня зависящее для усиления Красной армии. 99-я дивизия, которой я командовал, была признана лучшей в Красной армии. Работой и постоянной заботой о порученной мне воинской части я старался заглушить чувство возмущения поступками Сталина и его клики.
И вот разразилась война. Она застала меня на посту командира 4 мех. корпуса.
Как солдат и как сын своей родины, я считал себя обязанным честно выполнить свой долг.
Мой корпус в Перемышле и Львове принял на себя удар, выдержал его и был готов перейти в наступление, но мои предложения были отвергнуты. Нерешительное, развращенное комиссарским контролем и растерянное управление фронтом привело Красную армию к ряду тяжелых поражений.
Я отводил войска к Киеву. Там я принял командование 37-й армией и трудный пост начальника гарнизона города Киева.