2
Праздник святилища Сэндзоку приходится на 20 день 8 луны; огромные праздничные повозки даси10 красуются по всем кварталам, поднимаются на дамбу; парни должны слиться духом и силой, и вступить в веселый квартал; глаз да глаз нужен за теми, кто помоложе, но уже нахватались разных познаний; понятно - у каждой команды одинаковые летние кимоно, но команды уговариваются, у всякой - одежда на свой вкус; послушать разговоры подростков - диву даешься от их наглости; главарем у этих ребятишек-громил из, как они сами называют, банды боковых улочек - шестнадцатилетний Тё, сын старшины пожарников; после «Скороспешного» праздника, когда ему довелось вместо отца выступать в процессии пожарников с железным багром, он стал здорово нос задирать, пояс носит не иначе как на бедрах, безмерно заносчив, всех раздражает, «понятное дело, сынок старшины», - злобно шипели жены пожарников мужьям; впрочем, его кичливость - как, мол, я велик! - и для сынка старшины чрезмерна, ни с чем не сообразна; Сётаро из дома Танака, живущий в парадной части квартала, на три года моложе меня; в семье водятся деньжата, да и парень он симпатичный - вот это враг Тёкити, к которому не питают ненависти; я-то в частной школе, а он - в лучшей муниципальной, но песенки у нас одни и те же, только Сётаро корчит из себя вельможу; в прошлом и позапрошлом году всех опережали парни - его ближайшие дружки; по части праздничных затей они нас здорово превосходили, мы им проигрывали вчистую, и нынче у нас возник собственный план; уступи мы и в этом году, все эти фразочки типа «да ты знаешь, кто я? Я Тёкити с боковой улицы», внушительные и убедительные, превратятся в пустой звук; нам даже не удалось во время состязания на пруду Бэнтэн собрать нужное число людей; сила вроде на нашей стороне, но этот невозмутимый парень из семейства Танака ухитряется всех обскакать, прямо кошмар какой-то, все-таки первый ученик в школе, а тут еще двое наших с боковых улиц, Тарокити и Сан-горо, - вот досада! - тайно переметнулись к соперникам; праздник наступал послезавтра, и нашу команду, казалось, снова поджидало поражение; в безумстве отчаянья я был готов на все - лишиться глаза, ноги, только бы как следует врезать Та-наке по морде этому Сётаро; мы бы не проиграли, перетяни я на нашу сторону Уси, сына рикши, Буна, чья семья промышляет изготовлением бумажных шнуров для причесок, да Ясукэ-куколь-ника; заполучить бы еще Фудзимото - у него башка здорово варит.
Восемнадцатого, еще до сумерек, отмахиваясь от назойливых москитов, забивавших глаза и рот, он миновал заросли бамбука в фасадной части сада храма Рюгэдзи и неторопливо вошел в комнату Нобу, поинтересовавшись, на месте ли тот.
«Меня считают шалопаем, верно, так оно и есть, только знать такое - радости мало; слушай, Нобу, в том году малыш из шайки Сётаро начал с того, что схлестнулся с моим младшим братом, размахавшись этим праздничным фонарем на шесте, и зачем было ломать ребенку его фонарик? потом он и его дружки кинулись врассыпную, это говорил один парень с боковой улицы, который видел это; и тот дюжий пацан из лавки рисовых колобков по кличке "Осел" - все из себя взрослого корчит! - принялся меня поносить, мол, задаешся, мол, что у него папаша - старшина, а сам-то - хвост на заднице, поросячий хвост; а я в процессии шествовал к божеству Сэндзоку, когда услыхал такое, вслух пообещал тотчас поквитаться с обидчиком, но старшина донес отцу, и вечером мне эта стычка еще и слезами отлилась. А за год до того - помнишь? - ребята из первого квартала устраивали в писчебумажной лавке смешное представление кёгэн11 - "Тябан" или еще какой, я заглянул посмотреть, так они меня нахально высмеивать стали, в смысле, разве у вас на задворках своих развлечений не хватает, ничего не можете придумать; зато к Сётаро они относились как к важной шишке, я это накрепко запомнил; мне плевать, что он деньгами набит, - папаша-то его бывшим гейшам в рост дает, обирает их; всем будет лучше, если я ему крепко начищу морду, в этом году на празднике заставлю его ответить за мое прошлогоднее унижение, чего бы мне это ни стоило, оттянусь всласть; знаю, Нобу, все такое тебе не по душе, но прошу, будь другом, поддержи меня, нужно ведь смыть позор с нашей компании, с наших задворков; давай вместе схватимся с Сётаро, больно уж он зазнался - даже пением кичится, мол, наши песни самые подлинные; когда меня обзывают "увальнем из муниципальной", не думай, они и тебя задевают, ты ведь мой однокашник, только помоложе; вот бы взялся помочь, понес бы на праздник главную гирлянду фонарей на шесте; поверь, я прямо до сердца уязвлен, проиграем на этот раз - мне конец», - он и вправду чувствовал глубокую обиду, его широкие плечи подрагивали: «Но я вовсе не силач». - «Неважно!» - «Мне не сладить с тяжеленной гирляндой на шесте». - «Просто держи ее, раскачивать не надо». - «Но и со мной можно проиграть...» - «Можно. Только ты выбрось это из головы, не думай о проигрыше. Просто будь со мной, и я смогу гордиться, что ты - в команде боковых улиц, настрой совсем другой появится; я-то не больно умом быстр, а ты у нас ученый хоть куда, если те примутся меня замысловато по-китайски дразнить, сможешь им тем же ответить; честно, я так рад, что ты согласен, у нас словно тысяча народа прибыла; спасибо, Нобу!» - произнес он с непривычной лаской в голосе.
Эти подростки - один - сын мастерового, подпоясанный детским поясом в три сяку12, обутый в соломенные сандалии, другой - одетый сходно со священником в темно-синюю с зеленым отливом и золотой нитью куртку-хаори с лиловым мужским поясом, - казались совершенно непохожими, словно уток и основа. Они часто ссорились; родители Нобу благоволили Тёкити, помня, что первый свой новорожденный крик тот издал в храмовом преддверии; оба ходили в здешнюю муниципальную школу и не выносили, когда ругали их школу за то, что она частная; сердце сжималось при мысли, что у Тёкити не было искренних сторонников, его с детства не слишком любили и мало уважали, парни из квартала поддерживали так, по привычке; проиграй он снова, грех ляжет на Нобу из дома Танака, да и чувство долга мешало ему отказать другу в просьбе: «Ладно, считай, я с тобой, твердо и без обмана, но лучше не драться, всякое случается...» - «Если что, я этого Сётаро одной левой... А про малосилье наше - забудем!» Прежние размолвки отошли в прошлое; Нобу достал из ящика похвастаться подарок из Киото - малый меч Кокадзи, «режет, что надо!», и на лице Тёкити отразилось: «да, этим лучше не размахивать попусту».
3
Волосы ее, достающие, когда распущены, до пят, сейчас тяжелым узлом покоились на затылке, а спереди были уложены в плотный высокий валик - такая прическа носила устрашающее название сягума - «красный медведь», но считалась весьма модной среди высокородных барышень; белокожая, с точеным носиком, рот, пожалуй, маловат, что, впрочем, ее не портило, она мало напоминала образцовую красавицу, если разбирать ее черты одну за другой, но в ее голосе слышалась звонкая свежесть, взгляд, обращенный к людям, излучал тепло, а гибкий стан придавал ее позам привлекательную живость - глядеть на нее было радостно и приятно; молодые посетители веселого квартала поговаривали, что не прочь бы увидать ее года эдак через три, облаченную уже в просторное летнее кимоно цвета хурмы с птицами и бабочками, с широким под грудью поясом из плотного черного атласа в белую крапинку, называемого «день и ночь», обутую в высоченные даже по здешним меркам лакированные скамеечки-сандалии гэта; звалась она Мидори из Дайкокуя, родилась на Кисю, отчего говорила чуть необычно, странно произнося слова, что, впрочем, тоже казалось очаровательным, но пуще всего привлекал людей ее поистине золотой нрав; не стоит дивиться странной для малышки увесистости ее детского кошелька - старшая сестра достигла высокого положения в древнейшем ремесле, управительница заведения, мамка яритэ, и служки при важных гейшах, лебезя перед успешливой товаркой, задаривали ее младшую сестренку деньгами: «купи себе красивую куклу» или «вот тебе на мячик»; это вошло в привычку, и девочке даже в голову не приходило благодарить за такое, она с легкостью поворачивалась и одаривала всех двадцать одноклассниц резиновыми мячиками; она благодетельствовала знакомую продавщицу в писчебумажной лавке, скупая залежавшиеся игрушки; подобное каждодневное и ежевечернее мотовство девочке вовсе не по годам и не к лицу: известно, к чему оно приводит, но родители смотрели на все сквозь пальцы и почему-то не бранили дочь; странно, что с подобным баловством мирился владелец заведения; когда-то именно он купил и привез сюда старшую сестру, и вышло так, что следом и отец с матерью да младшая дочь облачились в дорожное платье и двинулись в наши края, рассчитывая разжиться деньгами; теперь они состоят домоправителями у местного начальника, мать обшивает гейш, а отец ведет счета третьесортного «веселого дома»; они отправили Мидори в школу, где она обучилась музыке и шитью; время после школы целиком принадлежит самой Мидори, и она делит его между комнатой сестры в заведении и улицей; дни напролет она внимает звукам сямисэна и голосу барабана, любуется изящными гейшами в лиловых и ярко-красных нарядах; поначалу девочки с улицы к ее досаде насмехались над ней, «новенькой» в их веселом квартале, «деревенщиной» по-ихнему, будто бы она носит с кимоно на легкой подкладке неподходящий воротничок цвета глицинии; тогда она три дня и три ночи рыдала, не переставая; теперь она сама вдоволь насмешничает над всеми по поводу неотесанности, редко кто находится ответить на ее язвительные шуточки; друзья-приятели давно уже нудили, что двадцатого, мол, праздник, и они должны придумать что-то необычное, какую-нибудь штуку учудить; «пусть каждый придумает что-то свое, а потом все вместе выберем лучшее, я заплачу любые деньги, если потребуется», - заявила она, в своей безграничной широте отметая все препятствия - королева-благодетельница детской компании не в пример взрослым щедра и решительна; «давайте сыграем веселый фарс, найдем лавочку, чтобы прохожим с улицы нас видно было» - «дурак ты, уж лучше сладить священный паланкин, украсить его изнутри, как в Кабата, вот будет здорово! тяжело, конечно, но мы стерпим»; «Яттёи-яттёи13», - беззаботно пел какой-то паренек, обвязав голову полотенцем; «а мы, значит, не у дел» - «вы думаете, Мидори прямо жутко интересно смотреть на вашу шумную суету» - «да мы хотим для тебя что-нибудь интересное сделать»; несколько девчонок намекнули, что не будут участвовать в празднике, собираются в театр Токивадза; Сёта-ро повел из стороны в сторону своими красивыми глазами: «А не устроить ли нам сеанс волшебного фонаря? Кое-что из необходимого есть у меня дома, Мидори докупит остальное. Соберемся в писчебумажной лавке, я стану показывать картинки, а Сангоро выступит рассказчиком; как тебе, Мидори, здорово, а? Малыш Сан говорит - обхохочешься, можно и его самого через фонарь показать»; на том и порешили; Сётаро тотчас принялся носиться, как посоленный, добывая нужные приспособления; к утру слух о затее достиг «задворочных».
10
Праздничные повозки даси - на синтоистском празднике святилища Сэндзоку по городу возили исполинские повозки на колесах, украшенные тканями, шнурами, колокольчиками, на них водружали макеты золоченых храмов; божество Сэндзоку в этих повозках провозили по городу при стечении больших толп зрителей.