– Зажим!
Наоэ, зажав края разреза, быстро остановил струившуюся из раны кровь. Со стороны его движения могли показаться немного замедленными, но пальцы, захватывавшие сосуды, двигались безостановочно. В считанные минуты остановив кровотечение, Наоэ снова потребовал скальпель. За откинутой кожей, под мышцами, виднелась крепкая беловатая ткань брюшины. Норико взяла крючок и слегка раздвинула ткани. Наоэ ловко приподнял пинцетом брюшину и легонько коснулся ее острием скальпеля. Образовалось небольшое отверстие.
– Ранорасширитель!
Наоэ ввел ранорасширитель в крохотную ранку и зафиксировал правый край. Растянул отверстие влево. Теперь Норико крючками потянула мышцы вверх и вниз. Ей не требовалась команда Наоэ, она и так знала, что делать: их руки двигались в едином ритме.
В зияющей тридцатисантиметровой ране виднелись обнажившиеся внутренности Ёсидзо Исикуры, а он, ни о чем не ведая, спал крепким сном.
Некоторое время Наоэ изучающим взглядом смотрел на волнообразно сокращавшиеся кишки, затем решительно погрузил обтянутые перчатками пальцы в полость живота. Желудок, брыжейки, толстая кишка, задняя брюшная стенка… Чуткие пальцы Наоэ неустанно ощупывали, нажимали, проверяли… Вырезав увеличенный лимфатический узел, он отложил его в сторону, затем приподнял желудок, заглянул за него. Раздвинул кишечные петли, обнажил забрюшинное пространство и прощупал позвоночник.
Он всматривался так пристально, словно старался запомнить все навечно. Но глаза его были скорее глазами ученого, а не врача, стремящегося помочь больному, и плоть человеческая представала перед ними привычным объектом исследования.
…Когда Наоэ наконец поднял голову и вынул руки из брюшной полости, с момента начала операции прошло сорок минут. Было десять минут четвертого. За это время, не считая удаления двух лимфатических узлов, не было сделано ничего хотя бы отдаленно напоминающего настоящую операцию.
– Ясно. Зашиваем.
Внезапно Норико охватило странное чувство. «Столько копаться у человека в животе… Наверно, не так уж все ясно…» Однако вид у Наоэ был вполне удовлетворенный.
– Множественные метастазы… – пробормотал он себе под нос.
Норико был знаком этот термин. «Все поражено», – поняла она.
– Значит, ничего нельзя сделать?
– Месяца два – и конец.
– Неужели так плохо?..
– Поджелудочная вся в метастазах. – В глазах Наоэ светилась твердая уверенность. – Четвертый шелк.
Приняв от Норико иглодержатель, Наоэ быстро стянул края брюшины и принялся зашивать. Когда он наложил последний шов, было три часа двадцать минут. Резекция желудка длится час-полтора. Прошло еще слишком мало времени.
– Артериальное давление?
– В норме, – подал голос Кобаси, кинув взгляд на монитор.
– Все верно. Так и должно быть: потеря крови незначительная. – Наоэ с вымученной улыбкой отнял руки от живота Исикуры. Норико быстро подошла к нему сзади и развязала тесемки халата.
Наоэ повернулся к ней.
– Пускай еще с полчасика поспит здесь. Норико кивнула.
– И поставь ему капельницу. Достаточно пятипроцентной глюкозы.
– А это куда? – Норико подняла над столом пузырек из-под пенициллина, в котором лежали два удаленных лимфатических узла.
– Отправим на исследование.
Он взял у Норико пузырек и, отерев пот, мелкими бисеринками усыпавший лоб, ушел в ординаторскую.
Ёсидзо Исикура пришел в себя через час. Наоэ осматривал в амбулатории пациента, пострадавшего в автомобильной катастрофе. Такси, в котором он ехал, затормозило у светофора, и в этот момент сзади в него врезалась другая машина. От сильного толчка голова пассажира дернулась, и его пронзила острая боль. Сейчас он жаловался на тяжесть в голове и болезненные ощущения у основания шеи.
После беглого осмотра Наоэ направил его на рентген, а сам пошел в палату.
Лежавшего на кровати Исикуру было почти не видно под толстым одеялом. Услышав шаги Наоэ, он открыл глаза и приветливо заулыбался.
– Проснулись?
– Сэнсэй! Какое же вам спасибо.
Исикура говорил еще чуть с хрипотцой, но голос был бодрый.
Наоэ пощупал пульс, проверил капельницу. У кровати Исикуры сидели невестка и какая-то молоденькая девушка – судя по возрасту, внучка.
– Вы мне все вырезали, доктор?
– Кое-что удалить оказалось невозможно, но сам очаг ликвидировали.
Отвечая, Наоэ взял у Норико стетоскоп и приставил к груди Исикуры. Жадно выслушав Наоэ, Исикура закрыл глаза. В сердечных тонах изменений не было. Кобаси, час назад докладывая о состоянии больного, уже сообщал об этом. Собственно говоря, другого просто и быть не могло. Какие могут быть отклонения в совершенно здоровом сердце после такой «операции»? Отложив стетоскоп, Наоэ проверил у Исикуры белки глаз, попросил показать язык.
– Все хорошо, волноваться не о чем. Теперь вам нужно хорошенько поспать.
– Доктор, а когда мне можно будет есть рис? – нетерпеливо спросил Исикура.
– Дня через четыре разрешим кашу.
– Дня через четыре? Значит, целых четыре дня будет больно?..
– Придется потерпеть. Все-таки резекция желудка.
– А меня-то пугали: согласишься на операцию – умрешь. Я с самого начала знал, что все это чепуха. Говорил – пусть режут. И вышло по-моему! – Исикура торжествующе оглянулся на невестку. – Вон мне уже сколько лет, а я ничем по-настоящему не болел. Еще и с молодежью могу потягаться!
Наоэ улыбнулся.
– Когда мне разрешат ходить?
– Думаю, дней через десять.
Исикура устремил задумчивый взгляд в пустоту – видимо, считал про себя дни.
– А выпишут когда?
– Дедушка! – не выдержала невестка. – Вам нельзя столько разговаривать. Вы ослабеете.
– В феврале я уже выйду отсюда?
– Мне трудно загадывать так далеко.
– Да-да, конечно… – Исикура послушно кивнул.
– Отдыхайте. – Наоэ встал.
– Спасибо, доктор.
Женщины поклонились, а Исикура слегка приподнял голову от подушки.
На этаже, где находились палаты высшего класса, было очень чисто, стены сверкали белизной, в коридорах в кадочках росли каучуковые деревца и ананасы. Едва поспевая за Наоэ, Норико с тревогой спросила:
– Разве можно так обманывать человека?
– А что еще делать?
– И мы должны говорить ему то же самое?
– Естественно.
Наоэ шагал, засунув руки в карманы халата и глядя прямо перед собой.
В амбулатории его дожидался пациент. В истории болезни значилось: «тридцать пять лет», но на висках уже пробивалась седина, волосы заметно поредели, да и вообще он выглядел гораздо старше своего возраста.
– Где вы служите?
– В Токийском муниципалитете, – ответил мужчина, держась рукой за голову. Его звали Кувана.
– Значит, вы собирались…
– По делам, а потом назад, на работу. Рентгенотехник принес срочно проявленные снимки шейных позвонков Куваны и выставил их в ряд, прикрепив к рейке-держателю. Снимки были сделаны в разных проекциях: спереди, сбоку, при наклоне головы вперед и назад – всего шесть штук. Ни на одном из них Наоэ не нашел отклонений.
– Позвоночник цел.
Наоэ начал вписывать заключение в историю болезни. Кувана задумчиво изучал подсвечиваемые экраном контуры собственных костей. Над столбиком из семи громоздившихся друг на друга позвонков светилась большая тень – черепная коробка.
– В момент столкновения, когда голова резко откинулась назад, могли быть частично повреждены некоторые мелкие кровеносные сосуды и мышечные волокна. Это, вероятно, и вызывает головную боль и неприятные ощущения в основании шеи, но ни перелома, ни смещения позвонков у вас нет.
– Выходит, у меня просто растяжение шеи?
– По-научному это называется не так. Выражение «растяжение шеи» скорее определяет причину вашего недуга, но не само заболевание.