– Может, он заболел?
Норико пожала плечами. Ей очень хотелось ответить: «Что вы меня спрашиваете? Я ему не жена, откуда мне знать».
– Если он решил сегодня не приходить, то должен был по крайней мере предупредить об этом. Позвони-ка ему домой!
– Я не знаю номера. Вам лучше сделать это самой.
Норико повернулась к Цуруё спиной, взяла из шкафчика с лекарствами две ампулы тиазина и возвратилась в процедурный кабинет.
– Пригласи следующего, – сказал Кобаси застывшей в раздумье Акико.
– Да-а. А время-то идет… – Стряхнув оцепенение, старшая сестра выглянула в коридор. Там в терпеливом молчании ждали человек двадцать.
– Сэнсэй, – попросила старшая сестра Кобаси, – может, вы сначала примете его больных? – И она кивнула на лежавшие на столе Наоэ истории болезни. – А то ведь некоторые ждут уже больше часа.
Кобаси, не отвечая, раскрыл историю болезни только что вошедшего пациента.
– Нехорошо заставлять людей столько ждать.
– Я не стану их смотреть.
– Почему?
– Потому что это либо пациенты, пришедшие впервые, либо больные, которых ведет лично доктор Наоэ. Я не уполномочен осматривать их.
– Но ведь уже так поздно…
– Пусть идут домой. Сэкигути растерянно молчала.
– И закончим этот разговор.
– Сэнсэй!.. – не веря своим ушам, воскликнула Акико.
– А ты молчи!
– Что же делать? – в отчаянии пробормотала Цуруё и поспешила в регистратуру к телефону.
Наоэ пришел минут через тридцать, когда было уже почти одиннадцать. Его всегда бледное лицо сегодня казалось совсем бескровным, волосы были всклокочены.
– Извините, опоздал… – пробормотал он, обращаясь не то к Кобаси, не то к медсестрам, тяжело опустился на стул, закрыл глаза и вздохнул. Глаза его, окруженные густой синевой, ввалились, в каждой черточке лица сквозила страшная усталость.
Из регистратуры прибежала девушка.
– Сэнсэй, вас к телефону.
– Кто звонит?
– От какой-то Ямагути.
– Ямагути?
– Говорит, что он – ее импресарио.
– А-а… – Наоэ хлопнул себя по лбу и поднялся.
– Норико-сан! Доктор пришел, – заглянула в процедурный кабинет Сэкигути. Старшая сестра всегда старалась ставить Норико в пару с Наоэ, а Акико – с Кобаси. Она явно пыталась таким путем что-нибудь разнюхать, и девушек подобное разделение не особенно радовало.
– Доброе утро, – поздоровалась Норико, входя в кабинет. Наоэ уже кончил разговаривать по телефону и сидел с закрытыми глазами. – Вам нехорошо?
– Нет…
В последний раз Норико виделась с Наоэ дня три назад, у него дома.
– Можно приглашать больных?
Наоэ взглянул на стоявшую сбоку Акико.
– Ты приготовила инструменты?
– Да. Осталось только простерилизовать. Я уже сдала дежурство. Можно мне идти домой?
– Иди.
Наоэ повернулся к столу, взял из стопки лежавшую сверху историю болезни и приказал Норико:
– Зови!
В тот день Наоэ принял около пятнадцати человек и освободился позже обычного. Несмотря на то что Наоэ работал очень быстро, последнего пациента он отпустил, когда пробило уже половину первого. Кобаси закончил прием раньше и уже ушел в ординаторскую.
Когда закрылась дверь за последним пациентом, Наоэ в изнеможении откинулся на спинку стула.
– Принеси холодное полотенце!
Норико обтерла лицо Наоэ влажной салфеткой. Остальные сестры, вероятно не желая им мешать, ушли в столовую.
– Что случилось?
– Ничего особенного.
– Опять пили?
Наоэ, не отвечая, расправил плечи и судорожно вздохнул.
– Вам бы надо полежать.
– Да…
– В ординаторской сейчас кто-нибудь есть? Наоэ молчал.
– Может, поищем свободную палату?
– Пойду в шестьсот первую.
– В шестьсот первую? – удивленно переспросила Норико.
– Да, она сейчас пустует.
– Подождите, надо хоть постелить там постель!
– Ничего, лягу на диван.
– Нет-нет, я мигом!
601-я палата находилась на шестом этаже. Холл, комната для сиделки, комната для больного, ванная, туалет, телевизор – одним словом, палата люкс. Таких палат, стоивших 15 тысяч иен в день, на шестом этаже было три. Две из них – 602-ю и 603-ю – сейчас занимали директор крупной фирмы и известный деятель культуры.
Наоэ снял халат, прилег на разобранную постель и закрыл глаза. Окна выходили во двор, и в комнате стояла непривычная тишина – лишь иногда долетали откуда-то издалека гудки автомобилей. Даже не верилось, что это почти центр города.
Бледные лучи осеннего солнца проникали сквозь зеленые шторы, и в их тусклом свете лицо Наоэ выглядело безжизненно мрачным.
– Положить на голову холодный компресс?
– Нет. Не надо.
– Может, поедите?
– А сока нет?
– Сейчас посмотрю.
– Только похолоднее.
У выхода Норико задержалась перед зеркалом и, оправив на груди халат, вышла. Когда она вернулась, Наоэ лежал на правом боку, закрывая лицо от света.
– Принесла!..
– Спасибо.
Чуть приподняв голову, Наоэ одним глотком осушил стакан.
– Хорошо!
– Еще?
У ног Норико на полу стояла вторая бутылка с соком.
– Нет, достаточно. Сколько сейчас времени?
– Без десяти час.
– Да-а?..
Наоэ устремил взгляд на белую стену. Черты лица его заострились, щеки в сумраке комнаты казались еще более впалыми.
– Отдохнули немножко?
– Я бы не сказал.
– Ну как можно столько пить?!
– Я не пил.
– Что же тогда с вами?
– Неважно.
Наоэ снова закрыл глаза. Норико поплотнее задернула шторы, и в комнате воцарился полумрак.
– Утром тут был целый переполох.
– Что такое?
– Ни старшая сестра, ни доктор Кобаси ничего не знали…
Наоэ молчал.
– Как зовут вашу сегодняшнюю пациентку?
– Акико Ямагути.
– Это она приходила недавно в клинику?
– Да.
– Вы тогда и договорились с ней насчет операции?
– Меня попросил один мой приятель, который знаком с ее импресарио.
– Импресарио?
– Да. Акико Ямагути – это ее настоящее имя, а сценический псевдоним – Ханадзё. Ханадзё Дзюнко.
– Певица?
– Да. Она.
– Значит, будет оперироваться у нас в клинике?
– Совершенно верно. И лежать будет в этой самой палате.
– Здесь… – Норико огляделась вокруг. – Так она вот-вот должна приехать?
– Да, мы договорились с ней делать операцию сразу после обеда, но она позвонила и предупредила, что немного задержится.
– Откуда она едет?
– Из Фукуоки. Но кажется, не попала на самолет.
– Наверное, опоздала?
– Да. Ее импресарио говорил, что вчера вечером после концерта в Культурном центре у нее была встреча с поклонниками, а сегодня утром Дзюнко должна была раздавать автографы в магазине грампластинок и освободилась позже, чем предполагала.
– То есть она приедет в клинику…
– …в пять или шесть, – закончил за нее Наоэ. – Так она сказала.
– И сразу на операцию?
– Ты сегодня в дневную смену?
– Да.
– Такаги после обеда отпросилась домой.
– Если надо, я останусь.
– Пожалуйста.
– Но это страшно тяжело – с дороги и сразу операция. Она же едет издалека, из Фукуоки.
– Такая уж у артисток жизнь. Ничего не поделаешь.
– Но ведь речь идет о ее здоровье.
– Она собой не распоряжается.
Наоэ медленно повернулся на другой бок. В коридоре прошелестели чьи-то шаги. Медсестра. В соседнюю дверь постучали. Затем у входа послышались голоса, но слов было не разобрать.
– Выходит, об этом никто не знает? – понизив голос, спросила Норико.
– Только Главный.
– А с виду такая скромная… – начала было Норико и прикусила язык. Как знать, не оказаться бы и ей в такой ситуации…
– Необходимо сохранить все в тайне.
– Даже от старшей сестры?
– Старшей сестре я просто-напросто забыл сказать.
– Ей это не очень понравилось! Наверняка уже доложила госпоже Гёда, что вы сегодня опоздали.
– А ну ее! Я отдохну немного. Разбуди меня часа в два. – И Наоэ повернулся к стене.