Ютаро кивнул. Его познаний в области хирургии оказалось все же достаточно для того, чтобы оценить ситуацию.
– И вы хотите пойти на это? – Он непонимающе посмотрел на Наоэ.
– Разве я сказал, что хочу?
– Значит, вы ему отказали?
– Нет. И не отказал.
Главный врач поставил на стол пустую чашку.
– Раз больной просит, мы не вправе ему отказывать. Но после такой тяжелой операции он не протянет и двух месяцев. Более того, сразу же станет ясно, что операция только вызвала обострение. А это не в наших интересах.
Главврач кивнул.
– Если же, невзирая на все его просьбы, мы откажемся оперировать, он может заподозрить неладное, начнет нервничать.
– А что делать? Объясним, что не видим в операции необходимости.
– В университетской клинике, когда у Исикуры обнаружили рак, ему сказали, что это всего-навсего язва желудка, но ее лучше прооперировать. А потом, когда выяснилось, что метастазы прошли уже слишком далеко, тут же переиграли – мол, все хорошо, все чудесно, можно даже не резать. Так что он теперь вообще ничего не понимает.
– Какой же выход?
Да, нелегко, скрывая страшную правду, оставить больного умирать медленной смертью. Прежде и Ютаро не раз доводилось терзаться душевными муками в подобных ситуациях, но последние годы рак чаще лечили операционным путем, и читать отходную выпадало теперь на долю хирургов…
– А что родственники?
– Говорят, чтобы мы сделали так, как он просит.
– Гм… Довольно безответственное заявление.
– Они уже на все махнули рукой.
– Да-а… Положеньице. – Главврач подпер щеку ладонью.
– Так вот. Я долго думал об этом и пришел к выводу, что все-таки лучше операцию сделать.
Ютаро испуганно замахал руками.
– А если он сразу умрет?
Его даже пот прошиб – это же напугает больных! Д и вообще, подобный исход вряд ли будет способствовать укреплению престижа клиники…
– Операцию сделать можно – но только для виду. Тогда больной умрет не так скоро.
– Что вы конкретно предлагаете? Наоэ затушил сигарету.
– Лапаротомию.
– Чревосечение?
– Да. Просто сделать разрез – отсюда досюда. – Длинными пальцами Наоэ прочертил по своему белому халату линию через весь живот. – В сущности, достаточно рассечь только кожу, но уж резать так резать. Я хочу заглянуть и в брюшную полость. На состоянии больного это никак не скажется, зато старик будет думать, что ему сделали настоящую операцию.
Ютаро кивнул и потянулся за очередной сигаретой.
– Но операция кончится чересчур быстро. Он ни о чем не догадается?
– Оперировать будем под наркозом. Разрежем, зашьем, а потом пусть спит себе на операционном столе все оставшееся время. Он ничего и не заметит.
– Ну что же, раз вы считаете…
– После такой операции капельница не нужна, но все же, пожалуй, поставим.
– А как его потом кормить?
– Так же, как и после настоящей резекции желудка. Четыре-пять дней подержим на строгой диете, затем переведем на обычный рацион. Думаю, его нетрудно будет убедить, что все хорошо.
– Но если все пойдет слишком гладко, – вдруг засомневался Ютаро, – не заподозрит ли он обмана?
– Чепуха. Боль чувствует только кожа и верхний слой брюшины, желудок и внутренние органы болевых рецепторов не имеют. Если он засмеется или попытается приподняться в постели, то ему будет не менее больно, чем после настоящей операции.
Ютаро с явным интересом посмотрел на Наоэ.
– Когда же вы намерены его оперировать?
– Думаю, послезавтра, во второй половине дня.
– В пятницу?
– Да. Возможно, больной захочет посоветоваться с вами. Нужно, чтобы наши версии совпадали: ему назначена резекция желудка. За этим я к вам и пришел.
– Ясно, – кивнул Ютаро.
План Наоэ был, конечно, хорош, но главному врачу вдруг стало не по себе.
– Ну что ж… – Сидевший положив ногу на ногу Наоэ выпрямился. – Кстати, на следующей неделе к нам ляжет Дзюнко Ханадзё.
– Дзюнко Ханадзё? – переспросил Ютаро. Знакомое имя… Где он мог его слышать?
– Певица.
– А-а! Да-да, конечно… Она ложится в нашу клинику?
Звезда Дзюнко Ханадзё, исполнительница эстрадных песен, взошла прошлым летом – стремительно и внезапно. Зрители буквально сходили по ней с ума. У Дзюнко были узкие, миндалевидные глаза и пухлый ротик со слегка выдающейся вперед нижней губой, которая трогательно подрагивала, когда Дзюнко пела. Певец К., вошедший в моду одновременно с Дзюнко, был популярен среди зеленой молодежи, Дзюнко же покоряла сердца зрелых мужчин. Ей был всего двадцать один год.
– А что с ней такое?
– Хочет сделать аборт.
– Ого!
Ютаро хмыкнул. Ему нравилась Дзюнко. В этой девушке была какая-то странная червоточинка, намек на порочность, вводивший в искушение солидных, степенных мужей.
– Кто же виновник?
– Это мне неизвестно.
– А почему именно в нашу клинику? Ей кто-нибудь вас порекомендовал?
– Да, один мой университетский приятель. Он близко знаком с ее импресарио. Тот попросил его уладить это дело – в хорошей клинике и, разумеется, втайне.
– Вот оно что… – Ютаро вздохнул и уставился на Наоэ с новым интересом. – Вы ее уже смотрели?
– Вчера.
– Вот как? Она приходила сюда?
– Да. В темных очках и весьма скромном наряде, чтобы никто не узнал.
– Дзюнко Ханадзё – ее настоящее имя?
– Нет, псевдоним. В жизни ее зовут Акико Ямагути.
– Довольно заурядно.
– Она может пробыть здесь только один день. Попросила поместить ее в самую лучшую палату – ту, на шестом этаже.
Палата экстра-класса стоила 15 тысяч иен в день – не так уж и много за сохранение тайны…
– Вы сами будете ее оперировать?
– Да. Импресарио лично просил меня об этом.
– Страшновато, наверное?.. – В притворном сочувствии главврача слышалась неприкрытая зависть. – Покажете мне ее хоть разок, пока она будет здесь?
– Пожалуйста.
– Такая молоденькая, и надо же…
– Ей просто не повезло.
– Не повезло?
– В их среде на все смотрят просто. Но не следует терять голову. А она чересчур увлеклась – вот и поплатилась… Ей удобнее всего прийти сюда в среду. Она просила, чтобы к среде все было готово.
– Да-да, конечно.
– Но это только между нами.
– Разумеется.
Наоэ поднялся, чтобы откланяться, но Ютаро жестом задержал его.
– Пожалуйста, проследите, чтобы с этим пьянчужкой не было никаких осложнений.
– Не беспокойтесь.
Наоэ поклонился и вышел из кабинета.
Глава III
Стояли погожие, ясные дни, неожиданно теплые для ноября. В пять часов Норико сошла с автобуса у станции Сибуя и медленно побрела по улице, заглядывая в магазины. В том году в моду вошли удлиненные юбки, но пока что «миди» и «макси» встречались на улицах редко. Они плохо сидели на невысоких и коренастых японках, материи на них шло немало, и обходились они весьма недешево.
Глаза у Норико были не слишком хороши, и лицо, пожалуй, несколько грубовато, но к ее тоненькой, гибкой фигурке и стройным, красивым ногам, без сомнения, пошло бы «миди». Однако такая покупка была бы весьма чувствительным ударом по карману, да и на простой медсестре подобный наряд смотрелся бы, пожалуй, слишком экстравагантно.
Побродив по отделу готового платья, Норико окончательно отказалась от мысли о «миди» и поднялась на второй этаж, в отдел обуви. Там толпилось множество молодых женщин.
Перемерив несколько пар сапожек, Норико наконец остановила свой выбор на высоких, до колен, черных сапогах на шнуровке – они очень подходили к ее коротенькой юбке. Она переобулась, продавщица упаковала в коробку туфли, в которых Норико пришла в магазин, и Норико вышла на улицу. Электрические часы у станции показывали четверть седьмого. Наоэ должен прийти в половине седьмого, так что минут пятнадцать можно еще погулять…