— Спор? Я понял, что вы не разговаривали.
— Все так, но он, должно быть, каким-то образом воспринимал мои представления.
— Это важно, Гил, — живо заметил Амброуз. — Как вы думаете, он получил от вас столько же информации, сколько вы от него?
— Не знаю. Процесс, вероятно, был двусторонний, но как я могу сказать, кто из нас получил больше?
— Вам не показалось, что он принуждает вас к разговору?
— Нет. Ему даже было плохо. Он что-то говорил про боль.
— Ладно. Дальше, Гил.
— Его потрясла информация о звездах. У них, насколько я понял, не существует астрономии. Там постоянный облачный покров, и Феллет воспринимал его как какую-то крышу. Он не знал о связи звезд и планет.
— Вы уверены? Они вполне могли вывести астрономические закономерности.
— Но как? — Снук словно оправдывался.
— Я понимаю, что это не так просто, но есть множество наводящих фактов: цикличность смены дня и ночи, времена года…
— Они все это воспринимают не так. Феллет не подозревал, что его мир вращается. День и ночь они воспринимают как белые и черные участки на нити времени. У них нет времен года. Они не знают, что такое летоисчисление. Для них время линейно. У них нет дат и календарей, как у нас. И время они отсчитывают вперед и назад от настоящего.
— Довольно неудобная система, — прокомментировал Амброуз. — Нужны постоянные точки отсчета.
— Откуда вы знаете? — Снук, все еще взволнованный происшедшим, не сумел справиться с раздражением, которое вызвала у него самоуверенность Амброуза. — Откуда вы знаете, как они думают? Вы даже не знаете, как думают другие люди…
— Извините, Гил. Но прошу вас, не отвлекайтесь. Что еще вы помните?
— Амброуз был невозмутим.
— Единственное, пожалуй, что его не удивило, это объяснение двух вселенных, которое я усвоил от вас. Он так и сказал: «Частицы. Античастицы. Верно. Наша взаимосвязь определена почти правильно».
— Любопытно. Ядерная физика есть, а астрономии нет. Он так и сказал. «Почти правильно»?
— Да. Потом было что-то про время. И про Планету Торнтона… — Снук запнулся.
— Что такое?
— Я только что вспомнил. Именно здесь он по-настоящему разволновался… Он сказал, что тысячу дней назад что-то случилось. Я запомнил цифру по тому, как ее воспринял. У меня создалось впечатление, что он имел в виду не ровно тысячу дней. Примерно, как мы говорим «около года назад», когда имеем в виду одиннадцать, двенадцать или тринадцать месяцев.
— Что случилось, Гил? Он упоминал приливы?
— Вы знали?! — Несмотря на смятение, Снук понял, что его мнение об Амброуз снова меняется.
— Выкладывайте, что он говорил. — Тон Амброуза был мягок и убедителен, но в то же время требователен.
— «Тысячу дней назад вес наших океанов уменьшился. Воды поднялись в небо, почти достигая крыши облаков. А затем смели Людей. И дома Людей».
— Это подтверждает все мои гипотезы, — умиротворенно сказал Амброуз. — Я буду знаменит. Отныне я буду знаменит.
— Кто говорит о вас? — Сбитый с толку и рассерженный, Снук почувствовал, как в нем зарождается непонятный страх. — Что случилось на Авернусе?
— Тут все просто. Планета Торнтона состоит из того же вещества, что и Авернус. Вот почему она изменила орбиту Авернуса. Разумеется, возникли сильные приливные явления, а мы уже знаем, что значительная часть Авернуса покрыта водой.
Снук прижал ладони к вискам.
— Большинство из них утонули.
— Разумеется.
— Но они же люди! Вас, похоже, это совершенно не волнует.
— Это не так, Гил, — произнес Амброуз ровным голосом. — Просто мы ничего не можем сделать. Никто ничем не может им помочь.
Что-то в этой последней фразе еще больше усилило смятение, охватившее Снука. Качнувшись, он шагнул вперед и ухватился за куртку Амброуза.
— Вы не все сказали?
— Гил, вы возбуждены, — Амброуз не двигался с места и не пытался вырваться. — Возможно, сейчас не время для этого разговора.
— Я хочу знать. Сейчас.
— Ладно. В любом случае мы не выслушали вас до конца. Что произошло после того, как авернианец узнал о Планете Торнтона?
— Я не… Кажется, он говорил что-то о предсказаниях. Последнее, что я помню, это его крик «нет!». Крик — неверное слово, не было никакого звука, но я почувствовал его боль.
— Поразительно, — сказал Амброуз. — Восприимчивость и легкость понимания, присущие вашему другу Феллету, просто… Другого слова, кроме как «сверхчеловеческие», не подберешь. А его способность к телепатическому общению… Мы открыли новую область для изучения.