— Окружай!
Я пошел вправо, вдоль берега, он влево. Я шел и прикидывал: сейчас я включу фонарь. А если это человек? А если не человек? А если я включу фонарь, а он — тот — меня?.. Я прислушался: ничего. Метрах в пятнадцати от меня лает собака. Нельзя разве этой дуре лаять потише? Я сделал еще шаг. Под ногами хлюпнуло. Вода? Но откуда тут вода? Я повернулся и, стараясь не шуметь, пошел от воды. И тут сквозь лай услышал шорох: кто-то осторожно крался по ракушечнику. Тогда я щелкнул выключателем фонаря: напротив меня стоял Лот с ружьем в руках.
— Лот! — успел крикнуть я, прежде чем он ослепил меня своим фонарем. — Это я!
— Вижу, — ответил Лот. — Я тебе сказал, чтобы ты куда шел? Чтобы ты вправо шел! А ты? Ты куда полез, болван?
— Наверное, я сбился… — ответил я.
— Сбился! — передразнил Лот. — Иди домой, нет тут никого!
Мы пошарили фонарями по берегу. И после этого вернулись в палатку. Лот принялся ворочаться и бормотать:
— К черту, еще перестреляем друг друга! Пусть воет сколько влезет!
Чапа, словно услышав его слова, выть перестала. А наутро в моем дневнике появилась запись:
«ПРОПАЛА ЧАПА. МЫ ЕЕ ИСКАЛИ И ОБЛАЗИЛИ ВЕСЬ ОСТРОВ. СОБАКИ НИГДЕ НЕТ. У МАЯКА…»
Далее запись размашистая и непонятная.
Утром мы увидели, что возле столбика, врытого в ракушечник, Чапы нет, лишь болтается ее веревочка. Пропала наша добрая, умная Чапа, собака с золотыми глазами, сучка из породы сенбернаров. Мы обшарили весь остров, заглянули в каждую дыру, в щели между камнями, где жили кролики, но без результата.
Нестерпимо палило солнце. На небе не было ни единого облачка. Погода второй день стояла ясная. Была видна буровая, откуда к острову несло тонкую пленку мазута. Было солнце, море, буровая, был остров… А собаки не было. Если у кого-нибудь пропадала собака, думаю он меня поймет. Когда пропадает кошка, почему-то всегда есть надежда, что она отыщется, прибежит. А вот собака… С собакой этой надежды почему-то нет. Чтобы представить всю степень нашего с братом отчаяния, достаточно вспомнить остров: миля площади, маяк и хибара. Связи с материком нет, и до него двадцать миль. «Двадцать» — это только легко произносится — двадцать. На самом деле это очень много! Материк не видно даже в хорошую погоду, потому что берег его плоский, как тарелка. И лишь где-то далеко есть горы, скрытые от глаз белесым маревом горизонта.
После тоскливого завтрака мы сели в лодку, и ее потащило течением в сторону маяка, под скалу, туда, где крутилась вода. Чапы мы не нашли.
А потом, когда мы сидели у потухшего костра, я задел канистру с водой, она перевернулась и драгоценная влага вылилась на землю. Мы заметили это не сразу, и вода вылилась без остатка. Была у нас и вторая канистра с водой, но Лот вдруг заругался и дал мне подзатыльник.
«ПОСЛЕ БЕЗРЕЗУЛЬТАТНОЙ ПРОГУЛКИ ПО ОСТРОВУ ЛОТ СПРОСИЛ, ЗАМЕТИЛ ЛИ Я, ЧТОБЫ МАЯК ПОДАВАЛ ПРИЗНАКИ ЖИЗНИ? Я ОТВЕТИЛ, ЧТО НЕТ. ТОГДА ОН СКАЗАЛ: ЧТО ЖЕ ЭТО ЗА МАЯК И ДЛЯ ЧЕГО ОН ТУТ ПОСТАВЛЕН, ЕСЛИ НЕ РАБОТАЕТ?.. БАТАРЕИ МАЯКА РАЗРЯЖЕНЫ. Я НАДЕЯЛСЯ, ЧТО ОНИ В ПОРЯДКЕ, И ХОТЕЛ ЗАПУСТИТЬ НАШ ПРИЕМНИК… Я ПРОЛИЛ ВОДУ, И ЛОТ МЕНЯ УДАРИЛ. НОЧЬЮ Я ТОЖЕ ЕГО СТУКНУ, КОГДА ОН УСНЕТ».
Мы уже помирились, и я доказывал, что маяк испортился неспроста. И что на этом острове вовсе не так благополучно, как бы того хотелось. И очень может быть, что какой-нибудь корабль, сбившись с курса, возьмет и напорется на мель. В подтверждение своих слов я указал брату на хибару и спросил, что он думает по этому поводу и кто ее тут построил? Лот ответил, что до нас на острове побывал сумасшедший. Не считая вспученного пола, вся внутренность хибары была перегорожена досками и бревнами. Даже ребенок, имеющий лишь отдаленные представления о постройке жилища, не мог бы соорудить такого идиотского дома. В хибаре приходилось ходить согнувшись. А на ее крышу вела лестница. Шаткая, ветхая, высушенная и выбеленная ветрами. Щели в стенах кое-как были заткнуты пучками водорослей, и сквозь них сверкало небо. Кроме того, угадывались очертания как бы двух комнат: от одной стены до другой шло нечто вроде перегородки. Я облазил хибару снизу доверху в надежде найти следы пропавшей собаки. Даже взломал доски пола. Но следов Чапы не было. Последняя надежда рухнула..
«Я ПОШЕЛ ПОД МАЯК И ПО ДОРОГЕ ВСТРЕТИЛ БОЛЬШОГО КРОЛИКА, ТЯЖЕЛО ТРУСИВШЕГО ПАРАЛЛЕЛЬНО МОЕМУ КУРСУ, А ПОТОМ СКАКНУВШЕГО ПОД СКАЛУ И СКРЫВШЕГОСЯ. ЧТОБЫ ОТВЛЕЧЬСЯ ОТ НЕВЕСЕЛЫХ МЫСЛЕЙ, НЕ ОСТАВЛЯВШИХ МЕНЯ НИ НА МИНУТУ, Я РЕШИЛ ВЫЯСНИТЬ: ЧЕМ ПИТАЮТСЯ КРОЛИКИ НА ЭТОМ ГОЛОМ ОСТРОВЕ?»
Для этого прилег за камнем у спуска к морю и затаился. Тут же на пригорок выскочили два больших кролика. То ли я сделал неосторожное движение, то ли им надоело прыгать и гоняться друг за другом, но они исчезли. Вместо них, торопясь к морю, выполз здоровенный уж. Дальнейшее произошло мгновенно: откуда-то из камней метнулся большой бурый комок, подлетел к ужу, и не успел я опомниться, как у ужа была оторвана голова и все было кончено. Через секунду я летел к брату, чтобы рассказать ему о страшном открытии. Он не поверил. Но вскоре убедился сам — мы пошли под маяк и понаблюдали еще за двумя такими же противоестественными охотами. И почти сразу же появилась мысль…