С мостами дело восстановления островов пошло куда как быстрее – все же есть большая разница между тем, чтобы завозить купленное дерево лодками или пронести по мосту.
На двадцатый день моего правления мне попытались принести жертву.
Жертва была маленьким мальчиком, обнаружилась привязанной к одной из колонн окружающих мою башню, и ее собиралась убить бесноватого вида старуха.
Пришлось познакомить островитян с таким понятием, как «публичная казнь». Старуху, выкравшую ребенка у соседки во имя «благих целей» избили кнутом до смерти, предварительно подвергнув позору — раздев, и наголо обрезав ее волосы. Чем больше позора, тем легче искоренять стремление к совершению «благих дел».
— Я, — встав перед жителями города, едва престарелая женщина, превращеная в один искровавленный кусок избитого мяса прекратила сотрясаться в агонии, — не потерплю никаких жертвоприношений! И осеклась, поймав на себе задумчивый взгляд Динара. Он тот час же отвел глаза, в отличие от всех жителей глядя не на меня, а на убитую, поджал губы, развернулся и ушел.
Почувствовала себя последней мразью…
Не надолго. Из толпы вышла мать того самого мальчика, молча положила на ступени, поближе к моим ногам цветы и отступила. Цветам я была рада, материнской благодарности так же, но позволив себе лишь мимолетную улыбку, продолжила, обращаясь к народу:
— Жертвоприношения, как уже было объявлено, под запретом. Наказание – позорная смертная казнь!
И покинула притихших людей, потому что впереди у меня еще были непритихшие нелюди – заседание совета владетелей Великих Дворцов никто не отменял. Все так же ежедневно, все так же неизменно, все так же бесконечно.
А ночью пришел Динар.
Я слышала как он обменялся фразами с охранниками на входе, слышала, как его без слов пропустили в мой кабинет, находящийся на втором этаже башни, слышала как он открыл дверь… и подняв голову встретилась со взглядом серых, явственно осуждающих глаз. В этот самый момент я сочиняла сказку, очередную, про старую ведьму, которая похищала и убивала маленьких детей — да, я продолжала попытки воспитать свой народ. Глядишь и получится, как минимум я попытаюсь, я настойчивая.
— Знаете, императрица, — матерый далларийский правитель прошел в мой кабинет, не доходя до меня шагов трех, взял стул, развернул его, и сел, оседлав мебель, — в моей империи старость принято как минимум уважать.
Я отложила перо, закрыла чернильницу, сдвинула свеженаписанную сказку, сложила руки на груди и холодно глядя на Динара ответила:
— Знаю.
— Вот как? — в его взгляде стылый лед, медленно затягивающийся изморозью.
— Именно, — подтвердила ледяным тоном.
Верный Мрак словно ощутив, что мне становится холодно, примчался с темного берега Эхеи, теплом окутал мои плечи, теплой шалью опустился на руки, скрывая побледневшие пальцы, осторожно положил на стол передо мной цветок — белую, тронутую синим свечением по краям лепестков лилию. Очередной подарок от Къяра.
— Я вижу у вас поклонники на обоих берегах реки, — как-то странно произнес Динар.
У меня дыхание оборвалось. Бросила на него пытливый взгляд, взгляд, пытающийся увидеть хоть что-то, хоть какую-то тень осознанности, узнавания, хоть…
— У меня с лицом что-то не так? — насмешливо поинтересовался даллариец.
— Если бы только с лицом, — грустно усмехнулась я.
И вновь потянулась к перу, но была остановлена едва слышным:
— Нельзя убивать старых людей, Кат. Особенно женщин. Особенно столь позорным образом. И как минимум по той причине, что у старух обыкновенно есть дети и внуки. Ты опозорила не старую женщину, ты опозорила весь род.
Закрыв папку с отчетом о состоянии западной береговой линии, я развернулась к Динару и стараясь говорить мягко, не выдавая собственных эмоций, сказала:
— Нельзя убивать детей, император Грахсовен!
Он шумно выдохнул, устроил могучие мускулистые руки на спинке стула и произнес:
— В этом случае достаточно было ее просто казнить, Кат. Это была бы достойная смерть, соразмерная преступлению.
— Соразмерная ли?
Он молча изогнул бровь, жестом Динара, того Динара кто был мне так близок, и вероятно именно поэтому я была предельно откровенна в разговоре.
— У Сенмы Хаен семнадцать внуков, Динар, троим из них сейчас четыре года, то есть столько же, сколько и малышу, которого Сенма выкрала утром из дома отлучившейся по делам молодой матери, из-за попытки темных атаковать в прошлом году острова оставшейся без мужа и защитника.