Талот не пришла, но Гракс начал говорить. На столах появилось новое оборудование - не игрушки, а красно-синие непонятные предметы, до которых никто, кроме Дахара, Гракса, и делизийки-стеклодува, никогда не дотрагивался. Этим утром к ним прикасалась одна Эйрис: Дахар тоже отсутствовал.
Воины украдкой переглядывались. Делизийские горожане шептались. Солдаты смотрели прямо перед собой с жестким и холодным выражением. Неожиданный страх сжал сердце Джехан - вдруг Талот и Дахара прикончили в отместку за убитого делизийца? Нет. Если бы это произошло, солдаты были бы в другом настроении. Их холодное бешенство говорило, что отмщение до сих пор не свершилось и Делизия до сих пор чувствует себя оскорбленной. А глупый гед все продолжал нести ахинею о каких-то белых тельцах в крови.
Почему чужак не дождался Талот и Дахара или, по крайней мере, не спросил, где они? Наверное, уже знал обо всем. Ладжариан принял командование. Если он ни о чем не спрашивает геда, то и Джехан не станет. Ладжариан стоял, поджав губы, положив руку на рукоять ножа, и внимательно наблюдал за командиром делизийцев.
Гед продолжал вещать, а размазня-стеклодув тихим голосом задавала ему вопросы. Делизийские горожане перешептывались, даже простолюдины-джелийцы тихо роптали, а Ладжариан почему-то не приказал всем им заткнуться.
Только белый варвар и проститутка сидели тихо. Джехан в первый раз за долгое время снова обратила внимание на эту пару, сидевшую в одиночестве в дальнем углу комнаты. Две безмолвные статуи, одна - огромная, другая маленькая. Но этим утром даже они выглядели по-другому.
Джехан присмотрелась внимательнее. Гигант казался больным. Его белые глаза подернулись туманом, под туникой слишком быстро вздымалась и опускалась огромная грудь, он дышал часто и с усилием. Уголки рта опустились. Джехан сама никогда не болела и знала, что в Эр-Фроу не болел ни один человек. Она поняла, что с варваром, определенно, сегодня что-то не в порядке. Да и с проституткой тоже, хотя и по-другому. Побледневшая, она не отрывала глаз от гиганта; маленькая ручка сжалась в кулачок, да так сильно, что побелели суставы.
Джехан посмотрела на свою руку. Ее суставы были в ссадинах от удара в стену. Из-за Талот. Думать о СуСу с ее белым любовником и одновременно о Талот значило бесчестить сестру-легионера. Теперь Джехан должна перед ней извиниться. А все из-за этого дурацкого сборища, из-за дурацких разговоров, которые так действуют на нервы, что начинаешь думать даже о проститутке как о личности, когда она - дрянь, не лучше делизиек. Все из-за этих дурацких стен...
- А-аах! - СуСу вдруг издала жуткий стон. Огромный варвар валился набок, грозя придавить ее. Он вцепился в край ближайшего стола и хрипел, в уголках бесцветных губ выступила розоватая пена.
СуСу, стараясь поддержать его, уперлась в великана обеими руками. Гигант медленно выпрямился, и она обняла его, чтобы он не упал в другую сторону. Глаза великана закатились, язык вывалился наружу - мокрый розовый пласт.
- Помогите! - закричала СуСу жалобно и отчаянно. Охваченная ужасом, она попыталась помочь гиганту. Он немного пришел в себя и недоуменно глядел на СуСу.
Джехан заметила этот взгляд.
Каким-то чудом проститутке удалось поставить своего друга на ноги. Обняв его, она повела великана к двери. Каждый ее мускул дрожал от напряжения. Джехан вдруг узнала это отчаянное напряжение: так выглядит раненый лорус, пытающийся укрыться от преследователя в безопасности своего логова.
Гигант споткнулся, удержался на ногах и споткнулся снова. Он стоял, пошатываясь, закрыв глаза, не в состоянии сделать ни шага. СуСу тянула его к двери изо всех сил, но не могла сдвинуть с места.
К удивлению Джехан, гед даже не пошевелился, чтобы помочь им. Он снова как будто к чему-то прислушивался, хотя комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь тяжелым дыханием великана - короткими всхрипами, напоминавшими звук рвущейся ткани. Джелийцы холодно наблюдали за происходящим. Два брата-легионера погибли от рук варвара, а СуСу - всего лишь проститутка, которая вообразила о себе невесть что. Джехан покосилась на сестру-легионера слева от себя - та улыбнулась. На делизийской половине комнаты толстая горожанка испуганно моргала.
СуСу громко всхлипнула. Ее руки были слишком малы, чтобы обхватить великана. На фоне его туники они казались руками ребенка, ребенка не старше одиннадцати лет.
Делизийка-стеклодув поднялась со своего места за столом Гракса. Джехан ясно увидела взгляд Эйрис - таинственный, устремленный в пространство; Джехан могла поклясться, что делизийка видит не СуСу, а кого-то другого. Обняв шатающегося гиганта с другой стороны, Эйрис потянула его вперед. Он споткнулся, и женщинам пришлось приложить все усилия, чтобы не упасть. Когда варвар останавливался, обе терпеливо ждали. Так, поддерживаемый с двух сторон, он добрел до двери.
В комнате снова зашептались. Делизийская горожанка, та, что хлопала глазами, теперь вылупилась вслед Эйрис. Она похожа на безмозглую рыбу, подумала Джехан.
А гед спокойно наблюдал. Какого кридога, что здесь происходит?
Одни прогуливают, другие спокойно покидают занятия, мокрица Эйрис помогает великану, совсем больному, хотя в Эр-Фроу никто никогда не болеет, а проститутка с поднятым вверх лицом, похожая... похожая...
Где же Талот?
28
Пятеро стояли на поляне в заброшенном уголке Эр-Фроу неподалеку от двух каменных плит, из-под которых выбивался ручей. Слишком низкие для засады, плиты служили ориентиром. По струившейся между плитами воде, булькали капли дождя.
- Заставляют нас ждать, - заметила Белазир. У нее под подбородком слабо пульсировала жилка.
- Они осмотрительны, - отозвался Дахар.
- Талот, не прикасайся к оружию! - от резкого голоса Белазир Талот вздрогнула и отдернула руку от рукояти кинжала. Дахар подумал, что девушка потянулась к оружию машинально. От напряжения лицо Талот стало серым, а глаза - огромными.
Слева от нее стоял Исхак, глава братьев-легионеров, коренастый, молчаливый человек, даже не пытавшийся скрыть отвращения к предстоящим переговорам. Между ним и Талот стоял связанный по рукам и ногам Джаллалудин. Он отбивался, когда Дахар и Исхак пришли за ним, и был ранен. Правый рукав его рубашки намок от крови. Но сейчас он стоял спокойно, гордо подняв голову. Его лицо пылало еще большей ненавистью, чем лицо Исхака.