Но однажды ему ответили.
- Привет! - произнёс кто-то.
- Привет! - ответил мальчик.
- Ты кто?
- Петя.
- Что такое петя?
- Имя.
- Имя... - голос задумался.
- Это то слово, которым тебя называют другие люди, - объяснил мальчик.
- Люди...
- Ну, да люди.
- Я понял! - радостно сообщил голос. - Так называются жители твоей планеты!
- А разве ты не человек?
- Я бри.
- Бри?
- Да. Я -бри, мои родители – бри и все мои братья и сёстры тоже бри.
- У тебя много братьев и сестёр? - спросил мальчик.
- Очень.
- А я совсем один.
- Почему один? - удивился Бри. - У тебя же теперь есть я!
- Расскажи мне про свою планету, - попросил Бри. - Она большая?
- Ну, да, - мальчик задумался. Оказалось, что о Земле ему почти ничего не известно.
- А наша планета совсем крохотная, - рассказывал Бри. - И зелёная, потому что вся покрыта болотами. Но кое-где есть небольшие возвышенности, на которых мы и строим свои дома. Скоро у нас большой праздник: зацветут гигантские цветы Ао. Они ярко-розовые и видны даже с соседней планеты. Мы всегда очень радуемся их цветению и танцуем дни напролёт, взявшись за руки.
Его голос становился всё тише и прерывестей.
- Куда ты? - огорчился мальчик. - Я почти не слышу тебя.
- Все планеты вертятся, - объяснил Бри, - и Солнечная система вертится, и галактика и даже вселенная. Наши планеты удаляются друг от друга. Боюсь, мы никогда больше не услышимся.
Мальчик заплакал.
- Не грусти, - сказал Бри. - Я не забуду тебя. И каждый вечер, сидя у своего домика, я буду о тебе думать.
Дедушка отворил дверь в комнату.
- Ты почему не спишь? - он сдвинул мохнатые брови, пытаясь изобразить строгость. Но мальчик-то знал, что его дедушка самый добрый.
- Быстро в постель!
Петя рыбкой нырнул в кровать.
- Колобродит ночами, - ворчал дедушка, поправляя одеяло.
А мальчик лежал и думал, как же это всё-таки здорово, когда где-то далеко, может быть даже на другом конце вселенной, кто-то о тебе думает.
Аня шутит, что с моей зацикленностью на звёздах и далёких планетах, мне нужно было заниматься астрономией, а не медициной. Ещё она утверждает, что всё, написанное мной, в корне неверно.
- Ну, не умеет шестилетний ребёнок так размышлять да и запомнить все эти истории так подробно он тоже не мог, - говорит она. - И уж совсем невозможно, чтобы твоя сестра умела придумывать такие истории. Просто ты описываешь себя вчерашнего с точки зрения себя сегодняшнего, взрослого и логичного. Дети же мыслят по-другому.
- Во-первых, Таня вундеркинд, - возражаю я, - она читать научилась в три года и столько всего перечитала, что нам с тобой и не снилось. Вселенная манит своей непознанной бесконечностью. А память устроена так, что почти невозможно объективно описать случай, произошедший с тобой лично всего пять минут назад. Каждый из очевидцев воспринимает его по-своему.
Вот и тогда я был абсолютно уверен, что Тигран меня ненавидит. Но, прощаясь со мной у поезда, который через несколько минут унесёт меня за тысячи километров от дома, он проявил несвойственную ему чувственность – обнял меня и, прижав к себе, сказал, что станет очень скучать. Разве что слезу не пустил. Близнецы рыдали, тётя плакала, Анечка ревела не своим голосом, а невозмутимый дядя, покачиваясь, повторял, что всё непременно наладится.
- Жалко, что ты так мало пожил, - сказал один из братьев, имён которых я так и не сумел запомнить. - С тобой весело.
У меня возникло чувство, что отправляюсь не в Подмосковье, где жил дед, а прямиком на фронт какой-нибудь ужасной войны, на котором меня непременно убьют. Мы заняли свои места в купе, тётя что-то быстро говорила по ту сторону окна, но из-за вокзального шума было непонятно, что она хочет сообщить. Состав никак не трогался, было душно и вязко, кружилась голова. И всё это длилось и длилось...
Таня не пришла. Наверное, боялась показаться на глаза деду. Или ей просто наплевать на меня? Эгоистка! Только, когда поезд дал гудок, и устремившись в даль, потащил за собой вагоны, на перроне я увидел Таню. Она стояла в стороне и махала обеими руками как сумасшедшая.
ГЛАВА 11.
Город оказался тусклым, словно полинявшая половая тряпка, грустным и холодным. Конец августа, а уже подули холодные ветра, листва потемнела и приготовилась опадать, а в воздухе постоянно стояла мутная влажная завеса.
Дед жил там, где заканчивалась цивилизация, где прерывался длинный ряд фонарей, а дороги никогда и не существовало. Длинный деревянный дом, построенный еще при царской власти и чудом переживших все войны и революции двадцатого столетия, уже лет тридцать стоял в очереди на расселение, потому к нему и не прокладывали дороги. Но поле у бывшей окраины уже пятнадцать лет как было застроено. Надменные новостройки, повернувшись задом к ветхому соседу, гордо высились неподалеку. За ними новая жизнь - огни, дороги, магазины. А «царский» барак темной кляксой чернел посередине этого блестящего великолепия.