С волнением ступает Лён на широкий мощёный двор, но пусто там — нет никого, и только шаги гостя слегка отражаются холодным эхом. Открыта и входная дверь. Он входит знакомыми ступенями и видит холл всё с тем же оружием по стенам, гобелены, кабаньи и оленьи головы, рыцарские доспехи и щиты, медвежьи шкуры на полу — всё то же, как будто вернулся тот, умерший мир, рассыпавшийся в прах.
Идёт он знакомой лестницей наверх, где видно в окна далеко раскинувшийся край владений Вероньяра. Мягкий вечер снаружи, и льётся в окна дивный розовато-лиловый свет — последняя минута перед приходом ночи — и всё пронизано в комнате этим прощанием с ушедшим днём, как будто был он в самом деле. Насыщено всё этой теплотой — впитали краски гобелены, прекрасные ковры, барельефные потолки, мягкая, атласной обивки мебель, высокие шкафы с книгами и заваленный бумагами стол красного дерева. Такой комнаты не было в замке Вероньяр, даже будуар госпожи Ассанты, супруги герцога Розебрахера, был гораздо проще. Это комната Гранитэли. И вот она сама за тем письменным столом, откинувшись в высоком кресле, смотрит на него и глаза её улыбаются.
— Я знала, что ты придёшь однажды, — сказала она, как будто не удивилась, увидев его.
— А где Аларих? — волнуясь, задал он вопрос, который волновал его не меньше, чем всё, что он приготовил для Гранитэли.
— Уехал в обход своих владений, — пожав плечами, ответила принцесса. Как будто он сам не мог догадаться, что Сумрак выполнил его настоящее желание, а он не хотел видеть Алариха: уж больно похож Паф на этого рыцаря.
— У тебя ко мне вопросы, — не то спросила, не то утвердила она, выходя из-за стола и направляясь к окну.
Он так и не мог понять, чьими глазами он сейчас смотрит на неё: своими или Гедрикса. Он рад её освобождению из плена и рад тому, что она обрела пристанище в этом тихом месте.
— Догадываюсь, что ты хочешь сейчас знать, — тихо сказала она, подставив своё белое лицо алому свечению заката. — Скажу тебе правду, которую раньше не могла сказать: ты — Румистэль. И ты владеешь временем, как стихией. Но не спрашивай меня о том, что делал ты в будущем — я этого не знаю. Ты должен пройти этот путь. Когда ты завершишь его, мы с Аларихом освободимся из этого заключения в стране грёз и миражей.
Он слушал её и думал: если сейчас закрыть левый глаз рукой и тихо шепнуть "лир-от", то не откроется ли ему печальная правда этого места. Нет, уж лучше не трогать и оставить как есть.
— Скажи, Гранитэль, — промолвил он, стоя позади принцессы и любуясь её стройной белой шеей, — скажи мне правду: что случилось с Дерн-Хорасадом, когда ты открыла Красный Кристалл и выпустила Пафа?
— Что же с ним случилось? — спокойным и ясным голосом спросила она.
Гранитэль не знает, понял он. Она не сделала ничего такого, чтобы навредить городу короля Гедрикса. Не надо ничего говорить, чтобы не разрушать её призрачный покой.
— Разве эта область не открылась после того как я разомкнула два кристалла?
Нет, она не открылась и не могла открыться, потому что причина замыкания была внешней — он сам помог дивоярцам сделать непроницаемой область Дерн-Хорасада.
— Для него не было никакого промежутка между смертью и иллюзией существования здесь, — тихо сказала Гранитэль, показывая рукой вниз — туда, где ехал по тропинке к мосту конный рыцарь.
— Он разбил стену в замке Эйчварианы и вошёл внутрь, где ждала его я, и спас меня от злой волшебницы. Мы вместе счастливо вернулись в его наследный замок. Он забыл о короле Килмаре и о тебе, мой друг, забыл. Он не узнает тебя. Вот что такое Сумрак.
— Ты любишь его, Гранитэль? — спросил он.
— Я виновата перед ним, — ответила она, — и перед целым миром, который мы с тобой убили. Собери осколки, Румистэль, и зажги новое солнце. Тогда душа моя освободится, и я получу новую жизнь. И мама твоя освободится, и Семёнов. И Марианна с Сергеем. И множество других, кто ждёт своего часа в этой обители безвременья.
Герцог Вероньярский спешился и направился ко входу в дом.
— Мне надо уходить, — с чувством тревоги сказал Лён.
— Иди, — согласилась принцесса.
— Как мне выйти?
— Иди как вошёл, он не увидит тебя. Ты для него не существуешь.
Быстрым шагом, звеня подковками на каблуках, шёл герцог Аларих через тихий холл. Навсегда застыло его лицо в вечной молодости, и красота его была всё та же. Так же стремительно развеваются блистательные чёрные кудри, и тот же сумрачно-напряжённый взгляд, как будто он нескончаемо идёт к недосягаемой цели. Как тень, прошёл мимо него Лён, и был не замечен другом. И было чувство, как будто он видел Пафа — это он сейчас прошёл мимо и не захотел увидеть. На миг закружилась голова, и пришло чувство дежавю, принеся с собой тревогу, как будто что-то говорило изнутри: ничего не кончилось.