— Ну, первая попытка, — сказала Брунгильда, отчего-то улыбаясь, — Представьте, как вы будете выглядеть в старости.
На лицах пятнадцати студентов, стоящих посреди зала полукругом, выразилась озабоченность — они пытались увидеть себя в преклонных летах. Нет, выглядеть такими, как старички-пенсионеры, никому не хотелось. Это уже на самый конец останется, а пока надо представить себя в благородном возрасте мудрости и силы.
— Не изображайте ничего, — вмешался в процесс Диш Венсенна, наблюдая старания учеников со своего кресла. — Не придумывайте себе вид. Просто мысленно гоните свои годы вперёд.
Другие магистры тоже давали советы. И вот у кого-то что-то стало получаться.
Фабиан и Алатрез начали изменяться. Волосы у них побелели, отросли до лопаток, а на подбородках образовались бородки. Они явно подросли, расширились в плечах, обзавелись бицепсами, и вот перед глазами магистров уже стоят два моложавых, румяных, картинно-мускулистых старца с неестественно юными глазами и словно приклеенными бородами. Магистры так и покатились со смеху.
У других тоже получалось смешно: Турайка разнесло вширь, отчего он сделался как бы квадратным. Щеголеватый Валерон не мог никак справиться с излишней худобой. Энина сделалась похожей на кормилицу, что её огорчило до слёз.
Лён ни с того, ни с сего вдруг вспомнил превращение Гонды, он подумал, что хотел бы выглядеть в старости, как его учитель — наверно, это и помогло ему.
— Неплохо, — сказала Брунгильда, окидывая своего ученика любопытным взглядом. Она совершила сложное движение рукой, и посреди помещения появилось большое зеркало на ножках.
Лён увидел свое отражение и жадно вгляделся в себя: каким он будет через много лет?
Такой же худощавый, высокий, прямой. Тонкие, интеллигентные черты лица, почти нет морщин, только кожа потемнела и стала суше. Серо-стальной цвет волос, более густых и слегка вьющихся. Что-то необыкновенно знакомое смотрело на Лёна из зеркала, как будто эти прищуренные глаза с морщинками он уже где-то видел. Если бы была у него борода, то был бы он похож… на Гедрикса! Того, чей каменный облик он видел в непроницаемой гробнице, плывущей по холодному и бесплодному морю одного из мёртвых миров!
— Ты хорошо справился, — сказала ему Брунгильда, а Лён подумал, что у него как раз ничего не получилось — это не его образ, просто он надел на себя личину совсем другого человека.
Он обернулся, чтобы отойти, и чуть не вскрикнул от изумления. Перед ним стоял рослый, крупный мужчина, с мощными плечами, крепкой грудью и сильной шеей. Полуседые, густые волосы, твёрдые черты лица, обветренного и потемневшего во многих походах, жёсткий и уверенный взгляд стальных глаз.
— Вайгенер! — невольно почтительным шёпотом обронил Лён. в его памяти мгновенно вспыхнул знакомый облик старого герцога, отца Алариха — того, кто с шести лет учил его и своего сына приёмам боевого искусства.
— С чего ты взял? — чужим голосом спросил Паф, проверяя рукой в перчатке на плече кольчугу — настоящая?
Образ, воссозданный так точно, тут же потёк, как будто Пафу стоило больших сил удерживать его — и через секунду перед Лёном снова стоял его друг, без всякой кольчуги.
— Паф, у тебя прекрасно получилось, — похвалил его Гонда, но тот только сдержанно кивнул. Кажется, он был недоволен результатом. Почему Паф принял вид человека, которого не признает когда-то реально существующим — из той истории, о которой он отказывался говорить вообще. Значит, думал всё же об этом! Значит, вспоминал!
— Лён, это был просто сон! — с досадой сказал Паф позднее, когда вся группа уже направлялась во время перерыва в столовую. Потрясенный обликом Пафа, Лён нарушил установившееся между друзьями обыкновение более не вспоминать вслух о том, как они оба попались в сети Лембистора и угодили в призрачное пространство наваждения. Паф упорно называл это сном. Ну да, вся эта чужая жизнь приснилась ему, и никаких более тайн! Да надоело уже! Мало ли что с кем случается в волшебной стране, где можно попасть на такие магические чары! Досадно то, что у Пафа не получилось нужное волшебство, он не в себя превратился, а в другого человека, в призрак. Так что, зря Брунгильда его похвалила — при всей убедительности образа это был не Паф.
Да, подумал тогда про себя Лён, возможно, происшествие, пережитое другом в том наваждении, оказало на него гораздо более сильное воздействие, нежели тот соглашается признать.
В тот день Лён не понял этого неясного предупреждения, хотя были и другие признаки, как бы странности, связанные с Пафом. Лишь потом, спустя немало времени, он связал их все воедино и понял, что это такое было на самом деле.