— Паф, ты не понимаешь…
— Алай! Нет больше никакого Пафа! Запомни, мы здесь с тобой не в игры играем! — взорвался тот.
— Я думал, ты меня выслушаешь, — внутренне закипая, сказал Лён.
— Говори, — кратко бросил король.
Он откинулся в кресле и сложил руки на груди, устремив взгляд на своего придворного мага. Глаза у Алая были покрасневшие, как будто он давно не спал и много нервничал. Но губы сжаты, он думал о своем и не собирался принимать всерьёз объяснения товарища. Как был он в торжественном одеянии, в котором ехал на встречу невесты, так и остался — даже не переоделся. Царский пурпур и золотой орёл на драгоценной цепи, только корону снял.
Был уже поздний час. Все унизительные подробности скандала с пропажей невесты короля, пронёсшегося по Ворнсейнору, как ураган, уже позади. Всё самое худшее уже произошло: и напрасные приготовления к церемониальной встрече принцессы, и толпы у ворот дворца, и обмороки дам, и разговоры о троллях, насмешливые взгляды придворных, и особенно тонкий сарказм в голосе герцога Лейхолавена, когда тот, изящно пожав плечами, обронил небрежно:
— Молод ещё!
И непонятно было, о ком он говорит — о короле или о его придворном маге. Оба они из одного теста сделаны, оба подосланные казачки. Надо сказать, много сторонников в тот день прибыло у Грая Лейхолавена — к герцогу присоединились даже те, кто накануне с надеждой смотрел на короля Алая. Как выдержать достойное лицо в такой непростой ситуации? Кто угодно смутился бы и растерялся.
Рассказ Лёна стёр с лица короля выражение гнева.
— Вот оно как? — удивлённо протянул он, машинально потирая ноющие виски.
— Да, пожалуй, ты правильно сделал, что позволил утащить её, — наконец, решил Алай, — Вот было бы дело, если у меня вместо наследника появился бы выводок тролльчат! Чёрт, это было бы совсем уж скверно!
Он так разволновался, что вскочил с места и начал мерить шагами кабинет.
Конечно, Лён не рассказал всей правды. Он поведал лишь о том как принцесса опаивала его вином на ночь. А сама убегала в лес к своему зелёному принцу. Лён обнаружил это дело лишь в последнюю ночь перед отъездом и не знал как поступить, ведь он понятия не имел сколько времени она уже общается с троллем. Знают о том в Бреннархайме или нет — ему ведь не скажут ни за что. Раз Диш Венсенна даже не знал. Про подмену принцессы он ничего не рассказал — это уже будет лишним, раз невеста всё равно исчезла.
— Да, да, это так, — задумчиво качал головой Паф, — да только дело очень скверно. В народе сейчас идут толки про принцессу. Сам понимаешь, раз её похитил тролль, она теперь порченая. Но честь обязывает пойти и отбить её у тролля. И с Бреннархаймом ещё неизвестно что получится — они вполне могут выдвинуть нам ультиматум, как за оскорбление чести рода — кто же признается, что товар-то был с изъяном. Нет, брат, тут дело политическое. Так что, с троллятами там или без них — принцесса должна быть возвращена.
— Паф, я завтра отправлюсь в Дивояр — просить совета, — сказал Лён.
— Сколько раз напоминать, я — Алай, — резко ответил тот, — Вот так забудешься и при всех меня назовёшь этой детской кличкой. Я же тебя не зову Лёлё!
— Тебе, наверно, нелегко пришлось все эти дни, — наконец, догадался Лён в чем причина усталого вида друга.
— Да уж, — кивнул тот, — герцог вовсю старается, раздувает страсти, сеет смуту и раздор. Понимаешь, откуда-то просочилась информация о планах дивоярцев — о разделении страны и расселении народа. Тут такое кипение идёт сверху донизу — от дворца до последнего коровника — все только и судачат о том, что я предатель. Свадьба могла бы разрушить все эти слухи: раз король женится, значит, собирается править. А тут такое… А самое главное, Лён, они все правы: я предатель.
Уже позже, в своих покоях, когда Лён впервые за эти десять дней смог лечь в нормальную постель и отдохнуть, а сон, как назло, не шёл к нему. Так, болезненное состояние полудрёмы, всё время прерываемое неясной тревогой. Но вот под утро он всё же забылся глубоким сном. И пришло к нему во сне видение.
Стоит Лён на уходящей в обе стороны прямой дороге, небо над головой низкое, бесцветное, давящее. По обе стороны ровного, как шоссе, пути далеко за равниной, покрытой седой травой, смутно темнеют горы.
— Бесконечная дорога… — прошептали сами собой во сне его губы.
И тут прямо перед ним, невысоко над землёй, как дым от извержения вулкана, вспухло грозовое облако. Синие клубы разошлись и открыли окошко, а в окошке — Паф. На голове королевская диадема, на груди знак власти — золотой орёл, а сам весь в пурпурном.