— Всё закрыто! Чем ей соколы-то помешали?! Кормушки пусты, воды нет!
Ударами кулака он вышиб прочь затворы вместе с рамами, и в помещение ворвался свежий ветер, пронизывая соколятню насквозь и изгоняя едучий дух сухого помёта.
— Псарей прогнала, соколятников выжила — чёрт, а не баба! — бормотал Финист, сбегая вниз по лестнице.
— Покушать, барин! — тут же встретила его внизу наглая старуха, усердно кланяясь чуть не до земли — в руках она держала большую посудину с водой, а на плече — не первой свежести рушник.
Князь фыркнул и забегал по двору, в раздражении пиная всякий хлам. Потом вспомнил о госте и сдержался.
— Пойдём, поедим, Румистэль, — позвал он.
Поесть, конечно, следовало — солнце уже близилось к полудню, но Румистэль засомневался: а какова еда у этой дрянной хозяйки?
— Готовить она умеет, — успокоил его Финист, увлекая дивоярца к столу, — Чего-чего, а пироги стряпать, пиво варить, похлёбку или что ещё — это у неё выходит. Жадна только. А вот Ленда — та поварничать не научена.
Стол в самом деле выглядел прилично. И пироги с козлятиной были хороши, и мясо приготовлено прекрасно, и пиво свежее. Не было, правда, ни фруктов, ни овощей, ни зелени.
— Чего яблок пожалела? — отмякнув от своего гнева, спросил Финист у Бакиды.
— Какая еда яблоки? — пробурчала та, глядя, как хозяин с гостем с аппетитом уминают всё подряд, — Трава она и есть трава — проку никакого.
"Жадничает, наверно", — догадался дивоярец.
Но старуха сама взялась подкладывать им на тарелки снеди — подвигала блюдо с пирогами, подливала пиво, подсовывала кашу. Всё было очень хорошо — видать, старалась тёща за вчерашнее.
Наевшись от души, гость почувствовал себя благодушно. И Финист подобрел, уже не столь сурово глядел на тёщу.
— Ты, Бакида, больше соколов моих не тронь, — назидательно сказал он, — они нужны мне. Воды им наливай в моё отсутствие, еды клади, а то от рук отобьются, дом забудут.
— Дурью маешься, зятёк, — отозвалась та, — Играешься, ровно ребёночек.
— Ты не перечь, — настаивал князь, — Соколы у меня не для забавы. Они мне вести приносят со всего мира, рассказывают мне куда ехать и где чего искать.
— А? — удивилась старуха, — Вон оно что! Для дела, значит? Не подумала. Ладно, прости, зятёк. Буду следить. А ты подарки мне привёз?
Князь поморщился от такой откровенной алчности и велел подать седельную суму, которую вчера скинул с коня вместе с упряжью.
— Вот тебе, Бакида, как ты любишь — камней драгоценных.
С этими словами он достал из сумки мешочек с разноцветными камушками и отдал их тёще. Она уж с нескрываемым интересом полезла в суму взглядом, но Финист решительно отстранил старуху:
— Не тронь, Бакида! Сума заговорена — ненароком нос оторвёт!
Старая скряга с ворчанием удалилась, а Финист подмигнул гостю:
— Не верит — думает, камушки получше я утаил. Шарит по углам — тайник ищет. Только эльфийские кристаллы ей не достать — они у меня в хорошем месте. Да надо бы придумать куда их спрятать понадёжнее — велик запас собрался. Кто знает, беды бы не случилось.
— А что ты сделаешь со своими кристаллами? — спросил дивоярец у князя.
— А что я с ними сделаю? — удивился тот, — Их надо все собрать — до единого осколка. А я разве знаю, где спрятаны остальные.
Он немного помолчал, потом добавил:
— Соколы весть принесли, так что завтра, Румистэль, мне опять в поход.
Не успел Румистэль ответить, как в трапезную вбежала Ленда.
— Господин сердца моего, — вскричала девушка, — никак покидаешь меня?!
— А ты подслушивала, солнышко моё? — нежно улыбнулся князь, лаская взглядом лицо своей прекрасной жены, а рукой обвивая её стройную фигуру.
— Конечно, нет! — с забавной детской непосредственностью она отрицала очевидный факт, — Просто хотела знать, не покинешь ли ты меня вскоре.
— Я должен ехать, Ленда, — просто сказал князь, а в голосе его звучала печаль.
— Должен, должен! — мило гримасничая, передразнила она. — А мне ты ничего не должен? Опять мне плакать в тоске и одиночестве, глядя на дорогу да ожидаючи тебя.
— А ты подружек позови, — серьёзно отвечал князь, гладя её по распущенным золотым волосам.
— Да ну, подружек! — капризно нахмурилась жена, — Будут тут трещать да бегать! Неровен час, чего утащат!
— Это тебя мать твоя так научила? — печально спросил Финист.
— Вот ты снова мать мою ругаешь! — с подступающими к прекрасным глазам слезами воскликнула она, — Не угодит она тебе никак!
— Ничуть, душа моя, — ласково отвечал Финист, — Как я могу сердиться на Бакиду, когда она мне подарила тебя, прелестная моя жена?