— Ах, вот как? — кокетливо потупила та глазки, — Тогда мне покажи, как в самом деле меня любишь.
— Немедленно. Сейчас же! — шутливо отозвался князь и подхватил на руки лёгкую, как пёрышко, жену.
— Да нет! Не так! — она с напускной досадой колотила его кулачком по крепкому плечу. — Ну тише ты, медведь! Перед гостем неудобно!
Румистэль с улыбкой отвернулся, чтобы не мешать влюблённым — он тут лишний. О, ему знакомо это нехитрое девичье кокетство, эта притворная суровость, надутые губки и плутовство во взгляде! Это игра, древняя, как мир, игра — женщина проверяет свои чары, свое извечное девичье колдовство. Дёргает за струны сердца, привораживает душу, порабощает своей власти волю. Проверяет, ищет тот предел, за который ей ступить нельзя — где та черта, за которой мужчина твёрд, как холодный камень. Нет большей радости для любящей жены как вынудить мужчину отложить подальше долг, забыть обязанность — всё то, что отвлекает его от дома и гонит прочь.
Сейчас в своем любовном гнёздышке она будет уламывать супруга, умоляя отложить хоть на денёк, на недельку, месяц-два поездку за какими-то делами, которые не переводятся у Финиста. Сколько выпадет ей, простой девушке, таких разлук! В печальных ожиданиях будет проводить она долгие дни одиночества, и юность нежная её будет утекать подобно воде в ладонях. Пока однажды он возвратясь, вдруг увидит, что любовь его состарилась, угасла, как огонь в покинутом очаге.
Век Финиста продлится долго, очень много лет. А она всего лишь человек, чья жизнь — мгновение.
Глава 18
— Сколько тебе лет, Румистэль? — спросил князь, спозаранку явившись в опочивальню гостя.
— Мне? Восемнадцать, то есть, двадцать… один? — соображал полусонный гость. — Или двадцать пять? Не знаю.
— А, ты ещё молод, — кивнул Финист, ничуть не удивляясь такому странному ответу, — Мне тоже около четырёхсот — годом меньше, годом больше — разницы-то никакой!
— Я вот что подумал, — продолжил Финист, — ты ведь утратил Перстень прежде того как начал собирать осколки. Это плохо. Видишь ли, Гранитэль открывает мне двери в иные миры, а вот как ты будешь со своим делом справляться? Но я могу открыть тебе одну потайную дверь.
После такого заявления он присел на край постели и, сияя своими чудными глазами, предложил:
— Ты огненные миры видал? Если не видал, то вот тебе оказия: я отправляюсь нынче опять в поход.
Услышав такое, дивоярец взмыл с места, враз проснувшись. Огненные миры — о них говорил Магирус Гонда, как об очень опасном месте, которое требует большого мужества, умения и магической силы. Лён видел тех удивительных тварей, которые добыты в экспедициях в эти жуткие места. Некоторых приходится держать в специальном отделении вивария, в искусственно воссозданной среде, некоторых можно видеть только в виде чучел, запаянных в магическое стекло, а некоторых вообще никак нельзя увидеть — их даже мёртвых не сдерживает никакая защита. Их Лён видел только в рисунках Вэйвэ Валандера и в большой книге монстров, которую собирали не одну тысячу лет. О, вот это порождения демонских миров!
— Что у тебя за оружие? — поинтересовался князь. — А, меч Дивояра, лунная сталь! Хорошее оружие. А у меня сам знаешь что — меч Джавайна. Он защитит и тебя, и меня. На будущее будешь знать — пригодится, когда сам пойдёшь на поиски кристаллов.
— Твои доспехи не годятся, — придирчиво осмотрел он одежду Лёна, — не на прогулку едем.
Но всё же велел одеться и выйти во двор. Там уже было всё готово к новому походу — конь оседлан, накормлен угольями — из его пасти так и полыхало. К седлу приторочена знакомая сума.
Пока хозяин задержался в доме, Лён свистнул своего Сияра, и с неба сиганула белая птица — расправив огромные крылья, на двор опустился величественный лунный конь. Огненный жеребец-дракон недовольно затрубил, и на этот зов из дома вышел Финист.
— Твоего коня тебе скоро придётся отпустить, — сказал он, — Там, куда идём мы, твоему жеребцу будет плохо. Вернёмся — снова позовёшь его.
А потом проговорил в свой перстень:
— Гранитэль, моему брату нужна новая одежда, мы отправляемся в горячие миры.
Одежда на Лёне волшебным образом сменилась — теперь он облачён в такие же алые доспехи, как Финист, с таким же огненным плащом. И только оружие осталось прежним — подаренные Турайком ножны светят холодным лунным серебром, в котором не отражается алый цвет доспехов.
— Мой огненный жеребец — Горай, летать в нашем воздухе не может, — сообщил Финист, вскакивая в высокое седло, — крылья у него распускаются только в огненной стихии. Но скачет он семимильными скачками. Ты уж, Румистэль, как-то поспевай за нами.