— Нет, нет, спасибо. Теперь это не так уж и важно.
— Ну, как вам понравился сераль, мисс Липп? — Мне казалось, если я буду продолжать беседовать с ней, мой желудок хоть как-нибудь успокоится, и можно будет думать не о нем, а о чем-либо более важном.
— Вполне. Во всяком случае, довольно познавательно.
— Кстати, сокровищницу тоже имеет смысл посмотреть. Ведь все, что использовали султаны, включая самые мелкие предметы, было буквально усеяно драгоценными камнями. К тому же множество из них — подарки других особ королевской крови. Даже королевы Виктории! Зрелище, поверьте мне, впечатляющее.
— Догадываюсь. — Она рассмеялась. — Каминные часы, хрусталь…
— Да, но все равно некоторые вещи считаются мировыми сокровищами. Например, кофейники, сделанные из единой глыбы аметиста… Или, скажем, крупнейший в мире изумруд на пологе балдахина одного из султанских тронов… А мозаика из чистейших рубинов и жемчугов?.. Да всего просто не перечислишь.
Я старательно перечислял и перечислял ей исторические достоинства сераля, дворцов, султанов и Турции вообще. Как говорят, «по полной программе». Вообще-то женщины, как показывает мой личный и в каком-то смысле немалый опыт, любят разговоры о драгоценностях. Их хлебом не корми, дай лишь послушать… Но только не мисс Липп. Оказалось, ей это совсем не интересно. Она не дала мне дойти даже до половины того, что я собирался ей рассказать, дабы отвлечь ее внимание.
— Вряд ли это стоит так дорого, Артур.
— Как это — вряд ли, мисс Липп?! Что вы говорите? Сотни и сотни, если не тысячи, по-настоящему драгоценных камней?
Моя левая нога уже начинала неметь от зажимания дверной панели, чтобы она, упаси господи, не начала трястись…
Мисс Липп только чуть заметно пожала плечами:
— А, кстати, знаете, в чем истинная причина того, что некоторые, нет, практически все помещения сераля периодически, то есть каждую неделю, то открываются, то закрываются?.. Как сказал мне этот очаровательный экскурсовод, у них просто не хватает денег. Вы представляете, у государства нет денег! Нет, нет, не у государства, а, точнее сказать, у правительства этого государства. Вот почему здесь все так заброшено, неряшливо и грязно. И, кроме того, если бы все эти драгоценности были настоящими, их держали бы не здесь, в музее, а, скорее, в бронированных сейфах. С охраной. А знаете, Артур, что великое множество всех этих музейных побрякушек в конечном итоге оказываются на рыночных развалах как самое простое стекло, дешевые или не совсем дешевые подделки, ну и все такое прочее?
— Нет, нет, здесь нет подделок, мисс Липп! Их здесь просто не может быть!
— Хорошо, хорошо, Артур, тогда скажите, пожалуйста: на что похож самый крупный изумруд в мире?
— Ну… как груша… и размером с грушу. Крупную грушу…
— Гладкую или граненую?
— Гладкую, конечно.
— Как зеленый турмалин?
— Ну, вообще-то я точно не знаю, мисс Липп. Я ведь просто экскурсовод, а не эксперт. Вы ведь знаете.
— А вам важно или, скажем, интересно, что это?
Мне это стало потихоньку надоедать.
— Нет, честно говоря, не очень, мисс Липп. Просто настоящие изумруды делают жизнь интереснее, только и всего. Во всяком случае, на мой взгляд…
Она улыбнулась:
— Иногда даже куда больше, чем просто интереснее. Вам приходилось видеть что-либо по-настоящему завораживающее, Артур? Например, восточное…
— Нет, откуда? Я же живу на востоке.
— Да, конечно же… Но вам ведь приходилось видеть местные картинки. Вы знаете, что заставляет все эти высокие пагоды так красиво сверкать во мраке лунного света?
— Нет, мисс Липп. К сожалению, не знаю.
— Их покрывают маленькими кусочками разбитого стекла, так что самый знаменитый изумруд в мире, камень Будды, вообще-то не более чем часть куда более дешевого камня — яшмы. Но главное не в цене, а в том, что это совсем не то, чем это представляют. Вот в чем суть вопроса, Артур. Восток есть восток… — Мисс Липп достала из сумочки изящный золотой портсигар, вынула из него длинную тонкую сигарету и, не обращая внимания на протянутые мной спички, прикурила от своей зажигалки. Тоже дамской и тоже золотой. И тут же задала мне совершенно неожиданный вопрос: — Да, кстати, Артур, скажите, а вы всегда занимались именно такой работой?
— Вы имеете в виду — туристами и частным извозом? Нет, мисс Липп, не всегда. Большую часть моей сознательной жизни я был журналистом. В Египте. Но когда к власти пришла банда Насера, работать там людям нашей профессии стало просто невозможно. И очень опасно. Пришлось начинать жизнь сначала. И мне, и многим моим коллегам…
Вот так просто, честно и прямо: человек, который испил горькую чашу неудачной судьбы, но умеет «держать удар» и не намерен кому бы то ни было плакаться в жилетку.
— Я почему-то подумала о тех самых дорожных чеках, — продолжила она. — Говоря о «жизни сначала», вы имели в виду именно это?
— Мисс Липп, мне искренне жаль, что мистеру Харперу пришлось рассказать вам об этом, поверьте.
Хотя почему «жаль», почему «пришлось»? Это же более чем очевидно. Просто в тот момент, когда мне приходилось одновременно вести машину, плотно придерживать левым коленом обшивку двери, чтобы, упаси господь, она вдруг не отвалилась или не задребезжала, и при этом еще напряженно думать о том, как и где ее можно снова закрепить крестообразными винтами…
— А вы что, полагали, он мне ничего не скажет? — усмехнувшись, поинтересовалась она.
— Нет, нет, мисс Липп, я вообще ничего не полагал.
— Но поскольку он все-таки сказал и поскольку все-таки именно вы сейчас ведете эту машину, значит, меня такие вещи не очень-то интересуют, так ведь?
На какой-то момент мне даже показалось, что она меня завлекает, однако, слава богу, этот момент продлился, простите за невольный каламбур, не дольше момента…
— Наверное, так. Во всяком случае, по логике вещей…
— Равно как и по логике мистера Харпера?
— Да, по логике вещей, вроде не должны бы.
— Ну а как насчет того, что в таком случае мы с ним… то есть с мистером Харпером… весьма разумные, все понимающие или, по крайней мере, искренне старающиеся все понять люди?
Услышав такое, я просто не мог не бросить на нее пристальный взгляд. Хотя и вел машину! На приличной скорости. Мисс Липп смотрела на меня с явным интересом, причем в глазах ее не было даже намека на «пелену равнодушия». Нет, взгляд ее был очень направленным и более чем внимательным…
И тут до меня наконец-то дошло — меня ведь просто-напросто прощупывают! Хотят выяснить, понимаю ли я, что происходит, не оставили ли они ненужных следов, можно ли мне доверять, ну и так далее, и тому подобное. В любом случае для них это, похоже, тоже был вопрос жизни и смерти. Поэтому и относиться к нему надо было серьезно. А куда денешься?.. Я прекрасно понимал, что от моего ответа зависит многое, лично для меня очень даже многое, но… но не знал, что ответить. Изображать из себя недоумка или пытаться уйти от вопроса теперь уже не имело смысла. Однозначно… Прими я любое неверное решение, тогда прости-прощай все и вся! И мистер Харпер с моим покаянным письмом, и всесильный майор Туфан с его шефом и всеми их обвинениями против меня, кое-какие из которых тянут на пожизненное заключение. И в Турции, и в Греции. Ну и где лучше? А что, хороший вопрос, согласитесь!
К лицу начала приливать краска. Такое обычно бывает, когда чувствуешь себя виноватым или почему-то сильно нервничаешь. Иногда даже не зная почему. В моем случае это было бы началом конца. Значит? Значит… Значит… надо было срочно рассердиться!
— Включая мистера Фишера?
— А при чем здесь мистер Фишер?
— Он что, тоже, как и вы с мистером Харпером, рассудительный и все понимающий? Или искренне пытающийся понять? Что-то не очень похоже, мисс Липп.
— Это так важно?.. Скажем, для вас?
Я бросил на нее еще один взгляд. Очень внимательный взгляд. Хотя и продолжал вести машину. По-прежнему на приличной скорости.
— Да, мисс Липп, важно. Ведь речь может идти о моей личной безопасности. Выражаясь точнее, вообще-то хотелось бы выжить. А зависеть это вполне может от того, насколько рассудительным и все понимающим является ваш мистер Фишер…