Я вернулся в заправленную машину и поехал в сторону виллы. На побережье у самой развилки свернул на обочину, остановился. Следовавший за мной всю дорогу светло-серый «опель» остановился метрах в сорока сзади. Через минуту или две из него вышел человек. В правой руке у него был кожаный футляр от бинокля. Он, не произнеся ни слова, передал мне футляр и пошел назад к своему «опелю».
Я положил бинокль на сиденье и поехал дальше. Ну и что мне делать с биноклем? В карман его не положишь — слишком большой. Значит, придется либо ухитриться пронести его в мою комнату тайком, либо спрятать где-нибудь в гараже. И все-таки я был здорово зол сам на себя: неужели не хватило ума догадаться, что любая карта для любого достаточно грамотного человека — это все равно что валериана для кота? Что надо было просто забыть о ней и держать язык за зубами!
Впрочем, я был бы зол на себя даже и без бинокля. Собственно, больше всего меня раздражало другое: Туфан ведь с самого начала хотел увидеть — а теперь, без сомнения, увидел — еще один заговор, против Комитета национального единства, заговор с целью совершения переворота, готовящийся группой недовольных офицеров внутри страны! Причем, скорее всего, эта следующая попытка будет совершена с помощью денег и наемных террористов извне страны. И скорее всего, начнется она с освобождения офицеров, находящихся в тюрьме в ожидании неправедного суда… Как он тогда задумчиво произнес: «Судно, карта острова, газовые гранаты, респираторы, пистолеты, массовая сдача в плен». Да, все полностью сходилось.
Проблема заключалась в том, что все это продолжается давным-давно и что он не знает этих людей, а я знаю! Знаю даже, какие они безжалостные сволочи. Я искренне и всеми фибрами души желал, чтобы с этими подлыми подонками расправились по полной программе, но при этом они совсем не казались мне людьми, которые могли бы оказаться наемными террористами. Не знаю даже почему. Если бы меня попросили описать наемных террористов и сказать, скольких из них мне лично довелось встречать, вряд ли я смог бы достаточно членораздельно ответить. В лучшем случае сказал бы что-то вроде: «Эти люди никогда бы не пошли на такой риск».
Когда я подъехал к вилле, то первым, кто меня встретил, был Фишер, стоявший на самой верхней ступеньке лестницы на террасу. Увидев машину, он жестом приказал мне остановиться. Пока Фишер, слава богу, неторопливо спускался по лестнице, я вовремя догадался незаметно засунуть бинокль под мое сиденье.
— Вы сегодня нам не понадобитесь, Симпсон, — без каких-либо предисловий начал он. — Мы собираемся на частную экскурсию, так что машину поведу я сам.
— Конечно же, сэр. Она полностью заправлена. Вот только позвольте мне ее слегка протереть.
— Хорошо, протирайте, — высокомерно разрешил он. — Но через полчаса, и ни минутой позже, машина должна быть здесь.
— Слушаюсь, сэр.
Я подъехал прямо к гаражу, непрестанно оглядываясь, спрятал бинокль за пустой бочкой от машинного масла, а затем уже куда более спокойно протер «линкольн» мокрой тряпкой.
Без двух десять я подогнал автомобиль к лестнице террасы, оставил ключ в замке зажигания, а сам вернулся во двор и через дверь за гаражом прошел во фруктовый сад, прямо к тому самому месту под деревом, откуда можно было, оставаясь незамеченным, все видеть. Мне хотелось собственными глазами убедиться, что уедут отсюда все. Все до одного — и Фишер, и Харпер, и мисс Липп, и Миллер…
Минут через сорок они вышли из дома и сели в машину. Все четверо! Как только черный «линкольн» скрылся из виду, я тут же прошел на кухню. Там Гевен нарезал мясо для гуляша и одновременно время от времени прихлебывал из стоявшей прямо на столе бутылки бренди. Я тоже сделал пару глотков, а затем позволил ему выговориться, прежде чем как бы невзначай поинтересоваться, вернутся ли они к обеду… Нет, не вернутся. Он приготовит омлет с ветчиной только для персонала.
Искренне поблагодарив повара за бренди, я вышел из кухни и неторопливо поднялся на второй, «спальный» этаж. У лестницы «черного хода» коридор, раздвоившись налево и направо, шел параллельно задней стене здания виллы. Направо — к комнатам, где жили мы с Гевеном; налево — к паре двойных дверей, за которыми находились спальни хозяев и апартаменты для гостей.
Прочные двойные двери, когда я подошел к ним, оказались почему-то наполовину открыты, и через довольно широкий просвет были видны плетеная корзинка на колесиках, полная грязного белья, и старый Хамул, веником и мокрой тряпкой чистящий ковер на полу… Его жена миссис Хамул в это время, очевидно, меняла простыни на постелях…
Я вернулся в свою комнату, подождал там час или около того, затем снова вышел в коридор. Двойная дверь была по-прежнему полуоткрыта, а Хамулы все еще возились в спальне. Я спустился на кухню, выпил с Гевеном еще пару бокальчиков бренди. Повар был занят мясом, так что прошел по меньшей мере еще час, прежде чем у него наконец-то появилось желание начать готовить обещанный омлет с ветчиной… Вскоре после этого до меня донеслись звуки сначала закрывающейся двойной двери, а затем шагов проходящих по прачечной Хамулов. Торопливо покончив с омлетом, я от души поблагодарил Гевена за очень хороший обед, сказал ему, что собираюсь отправиться немного вздремнуть, и пошел к себе наверх.
Прежде всего я запер дверь на ключ снаружи — на случай, если Гевену вдруг придет в голову заглянуть ко мне, чтобы выпить и потрепаться, и… не увидеть меня там… Затем торопливо прошел через двойные двери, закрыв их за собой. Плотно закрыв, но не заперев!
Мне до смерти была нужна та самая злосчастная карта, но где ее искать? С чего начинать? Там было по меньшей мере восемнадцать комнат, причем всех возможных размеров и конфигураций — спальни, гостиные, прихожие… Некоторые обставлены настолько скудно, что трудно было даже догадаться, чему они служили раньше. Там же, где стояла хоть какая-то мебель, она везде представляла собой один и тот же скучнейший гостиничный набор. И единственное, что независимо от предназначения в изобилии имелось буквально в каждой комнате, — так это зеркала и канделябры.
Первой я нашел комнату Миллера, потому что на постели лежал его открытый чемодан, затем Фишера, благодаря его рубашке в одном из ящиков шкафа, но ни в той ни в другой заветной карты не оказалось. Двойные апартаменты мисс Липп были в самом центре, а Вальтера Харпера — сразу за ними, практически в самом конце коридора. Я тщательно осмотрел там все ящики и шкафы, заглянул во все чемоданы, сумки и даже под каждый предмет мебели, однако единственная карта, которую мне удалось обнаружить, была в дешевом рекламном путеводителе «Туристические турне по Европе», который валялся на углу письменного стола, в самом центре гостиной мисс Липп, вперемежку с популярными итальянскими детективами в бумажных обложках.
Сразу за апартаментами Харпера на стороне, выходящей окнами во фруктовый сад, находилась комната, очевидно первоначально замышляемая как студия. Вдоль одной из стен ее высилась так называемая «стенка скульптора» — бесконечный ряд ящиков, открытых и закрытых отделений от пола и до самого потолка… Я находился в самом разгаре тщательного обследования каждого из шкафов, каждого из отделений этой стенки, когда до меня вдруг донесся громкий треск захлопывающихся дверей неожиданно подъехавшей машины…
Я осторожно прокрался к окну спальни Харпера, выходящего во двор, и сразу же увидел черную крышу нашего «линкольна», стоявшего прямо перед входом на лестницу террасы. И тут я запаниковал! Именно запаниковал, другого слова и не придумаешь. Торопясь поскорее уйти оттуда, в растерянности даже перепутал двери, оказался не в коридоре, а в его ванной комнате, и к тому времени, как все-таки нашел выход, на лестнице уже раздавался громкий голос Фишера. Пытаться скрыться незамеченным, пробежав или даже проползя через другие комнаты, было просто нелепо хотя бы потому, что я практически совсем не знал «топографии виллы». Значит, оставалось только одно — вернуться через спальню Харпера в студию и запереть дверь. Другого пути не было. Разве что вылезти через окно, но это было уж слишком рискованно. Так что…