Уснуть снова не получалось. Пятый поворочался немного, потом встал и умылся в кухонной раковине, выбросил остатки кофейной гущи и сварил себе ещё чашку кофе. Постоял у окна, разглядывая пустые улицы и вспоминая так ярко, как они выглядят в будущем.
Ожидание давило. Пятый покрутил в руках огонёк Долорес и тихо выдохнул:
— Ну, что же, cara mia, похоже это работёнка только для нас с тобой, как и всегда? Никаких родственников, никаких друзей, — он прикусил щёку, тихо фыркнул, а потом опустился на подушки на полу, те самые, на которых совсем недавно сидел Клаус. На столе так и остались чашки с недопитым кофе и грязная посуда, и Пятый повернулся к нему спиной. Запрокинул голову, скрестил ноги и продолжил перебирать в пальцах тонкую золотую цепочку. Вечный огонёк, застывший во времени, мерцал у него в руках, и Пятый, мгновение за мгновением, уходил всё глубже в тёмные воды, пока не вынырнул в другом мире.
С тех пор, как Куратор забрала его из будущего, Пятый не так часто уходил в транс. Но иногда это было необходимо — и он возвращался к жрецам снова и снова. И чтобы не затеряться там, в мире, где от звёзд в небе можно ослепнуть и где цвета переливаются неизвестными людям оттенками, он брал с собой Долорес.
Она провела его через холодное, одинокое будущее, и была его путеводной звездой и сейчас.
Он снова опустился в круг культистов. Кто-то накинул ему на плечи красную накидку, кто-то натянул капюшон. И Пятый, вслушиваясь в их пение, закрыл глаза и представил карту города, штата, страны, полушария и всего мира. Ярко, как огоньки на масле из ворвани, одна за другой загорались на карте точки соприкосновения миров, провалов, мест силы. Пятый перебирал их, как перебирал в пальцах золотую цепочку, пока не нашёл самую яркую. Пылающую.
Свежую рану на ткани реальности, совсем недавно выпустившую из себя чудовище.
— Нашёл, — шепнул себе под нос Пятый. Сжал в кулаке стеклянный шарик, и тепло вырвало его из транса. Он распахнул глаза, и ещё пару мгновений просто смотрел в потолок, а под веками у него обнаружилась чернота, полная звёзд. — Нашёл, — едва слышно повторил он и начал заваливаться назад. Стол врезался в спину и Пятый пришёл в себя окончательно.
Он выпрямился, поднялся и, схватив чемоданчик, быстро обулся, накинул пиджак и исчез в синей вспышке — не машины времени, а своей.
По крышам и тёмным комнатам он добрался до пирса. Появился в синей вспышке, успел вдохнуть холодный влажный воздух и тут же насторожился — услышал шаркающие шаги и тихий, короткий всплеск. Развернулся, и увидел сгорбившуюся фигуру — плавные шаги, но напряжённое, то и дело вздрагивающее тело — как трясутся иногда одержимые.
Босые ноги.
Кудри до плеч.
— Какого хрена, Клаус, — успел выдохнуть Пятый, вместе с облачком пара, прежде чем из воды показалось тёмно-зелёное щупальце. Не церемонясь, оно обхватило Клауса и, как тряпичную куклу, уволокло в воду.
Пятый выругался себе под нос, отшвырнул в сторону чемодан, пиджак и, не разбегаясь, перенёсся прямо в воду.
Он должен был быть быстрым. У Клауса было мало времени.
Сейчас холодная вода была ему как родная. Он ненавидел её так же сильно, как ненавидел отца, но был в ней… свой. Холод не вышибал из него остатки воздуха, вода не застилала глаза пеленой. Он поднырнул под щупальце, пытающееся его поймать, потом под другое, чтобы они запутались, и, оттолкнувшись от одного из колец, устремился прямо к Клаусу, на ходу вытаскивая нож, служивший ему верой и правдой многие годы.
Это, конечно, был не топор. Не арбалет и даже не гарпун. Но резал и кромсал он так же прекрасно, и в конце концов, щупальце отпустило Клауса. Пятый подхватил его подмышки и исчез в синем зареве, только чтобы появиться на берегу, рядом с чемоданом.
То и дело оглядываясь назад, Пятый перевернул Клауса на спину и, наклонившись к нему, прислушался.
— Стоило догадаться, что так будет, — зашипел он. Клаус не дышал. У него над головой пронеслось щупальце и, вскинув голову, Пятый заклекотал на языке глубоководных: — Успокойся, сейчас я приду и засуну тебе твои щупальца в рот по самые пончикряки, — а потом склонился над братом и начал его откачивать.
Он считал про себя, только изредка подавая голос и называя брата по имени, а досчитав до трёх десятков приоткрывал Клаусу рот и вдыхал воздух. Несколько раз его почти сносило мечущимися над ними щупальцами, и тогда Пятый накрывал брата собой, пряча голову в руках. А потом начинал всё сначала.
Тридцать нажатий.
Два вдоха.
Тридцать нажатий.
Два вдоха.
— Ну же, Клаус, не время в «Русалочку» играть.
И именно в это мгновение, будто он только этих слов и ждал, или случилось какое-то волшебство, Клаус пришёл в себя. Выгнулся и зашёлся в хриплом кашле, сплёвывая воду. Пятый выдохнул и отстранился, встретился с братом взглядом и, не дожидаясь, что тот скажет что-то внятное, вытащил из кобуры револьвер. Хлопнул его на чемодан.
— Присмотри за чемоданом, а кракена я беру на себя, — торопливо бросил он Клаусу и начал подниматься. Монстр, всё это время задевавший его лишь едва, в этот раз ударил его наотмашь и Пятый отлетел в сторону, врезавшись в деревянный сарайчик, сиротливо возвышающийся на краю пирса. Хлипкая дверца слетела с петель, и он рухнул прямиком в груду садового инвентаря — грабли, мётлы и лопаты. Щупальце снесло у сарая крышу, щедро осыпав Пятого щепками, потом другое упало рядом с ним. Прикрыв лицо одной рукой, другой он нащупал на полу ручку первого попавшегося инструмента и потянул его на себя. Ещё одно щупальце обвило его ногу и поволокло в воду.
Пятый успел сделать глубокий вдох и рассмотреть попавшийся инструмент — садовые ножницы. Не топор, конечно, но выбирать не приходится.
Снова погрузившись в воду с головой, Пятый первым делом вонзил лезвия ножниц в щупальце, а потом с силой сжал. И без того мутная вода окрасилась синим, кракен выпустил его из хватки, и Пятый тут же отплыл в сторону.
Он, конечно, мог находиться под водой больше, чем любой нормальный человек — спасибо утонувшему миру и подземным храмам глубоководных, но даже ему нужно было иногда всплывать на поверхность.
Пятый вынырнул, глубоко втягивая воздух, нашёл взглядом брата, и тут же погрузился в воду снова. Кракены были огромными. Впечатляющими. Если не знать, что на самом деле это обычные осьминоги переростки. Разумные и ловкие, и с такими же слабыми местами.
Главное, не дать ему снова тебя схватить. И знать, куда бить.
Ему пришлось лавировать между щупальцами — кракен был ранен, и теперь сражался с ним не столько, потому что должен был, сколько реагируя на боль и понимая опасность соперника. С кракенами так всегда: сначала они думают, что этот маленький, глупый человечек им ничего не сделает, а потом, раненые, сдаются.
Пятый отмахивался от щупалец, потом оттолкнулся от одного, впился кракену в голову ножницами и, чтобы удержаться и стал шаг за шагом продвигаться дальше, всё ближе к глазам. Чудище заметалось, пытаясь поймать его щупальцами, схватить и сокрушить, но Пятый был неумолим.
Оказавшись у его глаз и оставив за собой дорожку из парных кровоточащих синим ран, Пятый, размахнулся — насколько это возможно в воде — и вонзил лезвия ножниц кракену промеж глаз. Они вошли глубоко и когда Пятый дёрнул ручки друг к другу, поддались с трудом.
Кракен дёрнулся раз, потом ещё раз. Пятый выпустил ручки, оттолкнулся и поплыл вверх.
Он не видел, с каким ужасом на него смотрит умирающий Кракен, но прекрасно об этом знал.
Вынырнув, Пятый снова набрал полную грудь воздуха, а потом поплыл к берегу. Там его уже ждал Клаус — он даже вошёл в воду, чтобы помочь Пятому выбраться.
Как раз вовремя, потому что Пятый начал осознавать, что прямо сейчас чувствует его тело, и приятного было мало. Он немного прихрамывал, и как только Клаус поднырнул под его руку, Пятый послушно на него опёрся.