Грустно было на душе у Бадрангуя. Незаметно подкралась старость. «Долгор, Долгор, оба мы уже поседели, только теперь я понял, что в нашей разлуке есть и моя вина. Ты оказалась слабой женщиной, не устояла перед первым жизненным испытанием. Ну, да что вспоминать! Жизнь — это не отрепетированный спектакль, где все идет по-писаному: зло наказано, добро и правда торжествуют. Жизнь сложнее самой мудреной пьесы».
Охваченный воспоминаниями, Бадрангуй едва замечал, что́ происходит вокруг. Он обнаружил, что концерт кончился, когда люди задвигали стульями, поднимаясь со своих мест.
Бадрангуй вышел на улицу. Стояла холодная ночь. Высоко в небе горели звезды. Долгор с сыном давно уже ушли домой. Бадрангуй зябко поежился. «Надо и мне спешить, — подумал он, — завтра выходить в утреннюю смену». Но, сделав несколько торопливых шагов, разочарованно махнул рукой: не надо ему спешить — некуда. Да, недолог человеческий век! Жизнь проходит быстро, не успеешь и оглянуться, как ты уже состарился!
Не замечая холода, уныло брел Бадрангуй по опустевшим улицам Налайхи. Дома его встретила Уянга.
— Я опоздала на твое чествование, прости меня. Вот тебе мой подарок, папа. — И она указала на красивую статуэтку, стоявшую на столе. Тонкие девичьи руки нежно обвились вокруг шеи Бадрангуя, упругая молодая щека прильнула к старой, морщинистой щеке. Младшие повисли у него на плечах с криком: «Наш папа стал пионером!»
— Стал пионером! — словно эхо, откликнулся Бадрангуй. — «Дети разных народов, мы под солнцем единым живем…» — весело пропел он, пытаясь скрыть свою грусть, и спрятал галстук в заветную шкатулочку с крошечным замочком.
— Отец! — позвала его Уянга взволнованным голосом.
— Что, дочка? — повернулся к ней Бадрангуй.
— Как Дорж, ты его видел? — спросила она. — Работает?
«Не о том ты хотела спросить, Уянга, совсем не о том, — подумал Бадрангуй. — Ты хотела узнать, не забыл ли тебя твой Дорж. На такой вопрос ответить тебе может только он сам». И он подчеркнуто небрежно сказал:
— Жив-здоров твой Дорж, работает! — Но, увидев, как помрачнела Уянга, спохватился: — Я его видел сейчас на торжественном заседании. Его наградили почетной грамотой и памятным подарком.
Бадрангуй посмотрел на Уянгу — лицо ее вдруг померкло, словно погас свет, озарявший его изнутри. Ему стало жаль дочь. Опять у них с Доржем что-то не ладится!
Уянга придвинула стул к окну и отдернула занавеску. По улице с песнями шла молодежь, но праздник во дворце шахтеров, видимо, еще продолжался: ярко сияли электрические огни у подъезда, доносились звуки оркестра. «Там еще танцы, — безучастно подумала Уянга. — Любопытно, Долгор-гуай передала мое письмо Доржу, не забыла? Вероятно, передала, она обещала. Почему в таком случае Дорж ни разу не приезжал в Улан-Батор, почему не черкнул мне ни строчки? Что это значит? Ведь он сделал мне предложение, и я ответила на него согласием. И после этого Дорж стал явно избегать меня. Если бы он заглянул мне в сердце… Я люблю его!» Сколько молодых, умных, симпатичных людей всегда вьются вокруг нее. Инженер Батмунх буквально засыпал ее письмами. Да и студенты не обходят ее вниманием. Только все это ни к чему. Кроме Доржа ей никто не нужен.
Тем временем Дорж с матерью кончали ужинать. Несмотря на внешнее оживление, Дорж испытывал беспокойство. Что-то случилось с Дариймой! Не приехала на торжества Уянга. Ведь ее отца провожали сегодня на пенсию!
Раздался легкий стук. Дорж отворил дверь — на пороге стоял Батмунх с еще одним товарищем.
— Добро пожаловать, — подчеркнуто вежливо произнес Дорж, пропуская гостей и подвигая им стулья. — Садитесь, пожалуйста!
Долгор снова накрыла на стол — поставила горячие и холодные закуски.
— В честь шахтерского праздника не грех немного выпить, — сказал Дорж, откупоривая бутылку вина.
Они выпили за праздник. Дорж с удивлением наблюдал за Батмунхом. Тот вел себя так, словно они с Доржем были закадычными друзьями. Еще больше он удивился, когда Батмунх, положив руку ему на плечо, как бы оправдываясь, сказал: