— Здравствуй, Даланбаяр! — произнес Бадрангуй.
— И ты, Бадрангуй, здравствуй! — Голос у Даланбаяра приглушенно вибрировал, словно говорил человек, лежащий на трясущейся телеге под доброй дюжиной накрывших его с головой одеял! — Как живешь?
— Так и живу. Хожу по земле, пылю, — усмехнулся Бадрангуй и замолк: у него сдавило горло, защипало в носу. Если бы в ту минуту Даланбаяр повинился перед ним, сказал: прости меня, друг, я виноват перед тобой, — не устоял бы Бадрангуй, обнял бы Даланбаяра, и слезы хлынули бы у него из глаз. Но ничего подобного Даланбаяр не сказал и говорить не собирался. Он стоял, широко расставив ноги, и с силой сжимал рукоятку молотка, словно приготовился к обороне. Сентиментальное настроение Бадрангуя мгновенно улетучилось, его охватили ярость и гнев, он невольно тоже сжал рукоять молотка и сделал шаг в сторону Даланбаяра. Но в последнее мгновенье опомнился — так и убить друг друга недолго, — и резким движением вскинул молоток на плечо. Даланбаяр мрачно следил за каждым движением Бадрангуя, его глаза искрились злостью.
— Недобро глядишь, Даланбаяр, — спокойно сказал Бадрангуй.
— А ты уже испугался? — Рот Даланбаяра искривился в притворной улыбке.
— Нет, друг, меня кулаками не испугаешь. Да только как ты существуешь на свете, видя перед собой изо дня в день человека, которого предал? А Долгор? Она ведь наверняка презирает тебя. Меня же запугать трудно — запомни это.
— Спасибо за совет. Спасибо!
— Он же еще и злится! Это ты передо мной виноват, а не я! Вспомни, как мы с тобой впервые сюда приехали, как жили вместе, как дружили, как делили последний кусок сахара. Я на тебя в обиде, но мстить не собираюсь. Обида и месть — вещи разные. Живи спокойно, как жил, тебе нечего меня опасаться. Мало того, случись с тобой беда, во имя прежней дружбы я протяну тебе руку помощи. Протяну, но от тебя ее никогда не приму! Не приму, даже если буду на грани гибели! Я ни единой живой душе не рассказал, как ты меня предал, а ведь ты меня оклеветал и отнял самое дорогое, что у меня было. Я тебя не стану судить — пусть твоим судьей будет твоя собственная совесть.
Бадрангуй еще раз взглянул на Даланбаяра, круто повернулся и решительно зашагал прочь. Вот и встретились они с Даланбаяром, и он ему высказал все, что вынашивал в себе долгие месяцы. Теперь словно тяжелый камень свалился у него с плеч. На небе все ярче и ярче светило солнце, все горячее становился воздух. На крышах весело чирикали воробьи. «О чем они щебечут, — подумал Бадрангуй, отворяя дверь дома, — вероятно, они рады, что живут на свете, что их согревает весеннее солнышко».
Даланбаяр стоял, словно пригвожденный словами Бадрангуя к земле. Он испытывал гнетущее чувство, лицо его горело. Уж лучше бы Бадрангуй в действительности дал ему пощечину, ему было бы легче, чем выслушать его отповедь, почувствовать, что он прав. Он готов был провалиться сквозь землю, бежать прочь от окружающего, от этого беспощадного солнечного света, неопровержимо свидетельствующего о том, что эта встреча не сон.
Ссутулившись и волоча ноги, словно дряхлый старик, побрел он домой.
Дома Даланбаяр старательно избегал взгляда Долгор. Он боялся смотреть ей в глаза. Она и прежде не любила его пристального взгляда и как-то раз сказала:
— Отчего ты так пристально смотришь на меня, думаешь, я от тебя что-нибудь скрываю? Я ничего утешительного сказать тебе не могу, сам понимаешь, — и прикрыла глаза ладонью.
А вдруг Долгор узнает, что это он донес на Бадрангуя? Что тогда? Неужто рухнет все, что он приобрел такой дорогой ценой? Даланбаяр не сомневался, что так оно и будет.
Каждый человек вправе бороться за свою любовь, за свое счастье. Но нельзя их покупать ценой такого чудовищного предательства! Жажда мести завлекла Даланбаяра слишком далеко, совесть его роптала. «Бадрангуй стал на моем пути, — пытался оправдаться он перед собой. — Я не хотел ему зла, конечно, не хотел. В итоге невиновность Бадрангуя все-таки доказана — арестовали настоящего преступника. Да я и не утверждал, что юрту с наградами поджег именно Бадрангуй. Я писал предположительно и ошибся. С кем этого не бывает? Ведь не сообщи я об этом своевременно, подлинный преступник не был бы обнаружен. Поставить следственные органы в известность о моих подозрениях было моим прямым долгом, и я его выполнил. Что же касается соперничества из-за Долгор, тут меня трудно заподозрить в зависти. Я свою ревность скрывал так глубоко, что даже Бадрангуй ни о чем не догадывался».
Долгор лежала на кровати, отвернувшись к стене. Чай, который она приготовила заблаговременно в ожидании Даланбаяра, остыл. «Что случилось с Долгор? — думал Даланбаяр. — Прежде с ней такого не бывало — она непременно дожидалась моего возвращения и кормила меня горячим ужином». Он было обиделся на жену, но тут же смягчился — она носит под сердцем его ребенка, его плоть и кровь.