Монастырский поселок, выросший вокруг этого, одного из крупнейших в Халхе, монастырей, был расположен, как уже говорилось, по обоим берегам реки Зуйлийн Чулут-Гол. В центре поселка находились главный храм — Чогчин и Чойрын-сум[5]. Невообразимо узкие улочки, огромные загоны для верблюдов с воротами, украшенными узорами из шляпок гвоздей. В просторных восьмистенных юртах и уютных домах с окнами обитали ламы.
В восточной части поселка беспорядочно громоздились многочисленные китайские лавки, просторные подворья богатеев, а уже где-то на окраине одно к другому лепились убогие жилища бедняков, работавших по найму.
К югу от монастырского поселения в открытой степи высилось три холма. Они словно три крупные слезы застыли на плоской щеке Земли. На среднем, самом высоком из них, до революции стояла юрта местного князя с прилегающими к ней постройками. Юрта была большая и красивая — белая с красным орнаментом. В начале революции князь исчез, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Память людей еще хранила воспоминания о том, что на двух других холмах прежде располагались учреждения, помогавшие князю отправлять правосудие, а точнее — чинить произвол: здание тюрьмы, высокое и прочное, словно крепость, и караульные помещения со слепыми окошками. Теперь многое переменилось в поселке. Китайские лавки постепенно заменил народный кооператив — у него товары были и лучше и дешевле. Представитель народного правительства заботился о том, чтобы дети аратов ходили в школу, чтобы богатые, нанимая бедняков на работу, заключали с ними трудовые соглашения. Помощник исчезнувшего князя пристроился было учетчиком в кооперативе, но вскоре проворовался, и его арестовали, а имущество конфисковали. Поговаривали, что не только в воровстве был замешан этот человек. Он усердно помогал тем, кому не нравилась народная власть. Тюрьму снесли до основания. Медленно, но верно в поселке упрочивалась новая жизнь, однако пережитки старого продолжали сказываться. Ламы не сдавали своих позиций.
Стоял мягкий тихий вечер. Сумерки опускались на крыши храмов, окутывали хашаны[6] и жилища. По одной из улочек в западной части поселка бежал, то и дело оглядываясь назад, высокий бритоголовый паренек лет двадцати. Весь затылок у него был в крови — очевидно, его саданули чем-то острым. Вот парень круто повернул за угол, столкнулся с каким-то человеком и, решив, что преследователь настиг его кружным путем, резко отпрянул назад, в ужасе воскликнув:
— О наставник!
Однако он ошибся, это был не лама. Перед парнем стоял человек средних лет, широкоплечий крепыш, стройный и моложавый, совершенно не похожий на рыхлого, неуклюжего ламу. На носу у него красовались очки в узкой металлической оправе, густые черные усы резко выделялись на белом лице. Под мышкой человек держал большой портфель.
— Успокойся, парень, подойди-ка поближе, — сказал он. Уловив в его голосе нотки сочувствия, парень подошел. Тот распахнул полы дэла, извлек из кармана брюк чистый носовой платок и, внимательно осмотрев рану, ловко повязал им голову пария. После этого он спросил:
— Как тебя звать-то?
— Бадрангуй, — охотно назвал себя парень.
— Судя по всему, уносишь ноги от собственного наставника?
— Угадали!
— Чем же ты перед ним провинился?
— Да я… ну встретился с одним человеком, а он подсмотрел!
— Он застал тебя с девушкой? — усмехнулся догадливый собеседник Бадрангуя.
Бадрангуй покраснел, но отпираться не стал: он действительно несколько минут постоял за оградой хашана с девушкой.
— Да, — со вздохом признался он.
— Понятно, — многозначительно протянул незнакомец. Голос у него был серьезный, но умные карие глаза искрились смехом. — Скажи, Бадрангуй, есть у тебя родители, братья, сестры?
— Нет! — юноша покачал головой и поморщился от боли в затылке. — Мать только была, но и та померла давно, четыре года назад.
— Хочешь пойти со мной?
Юноша испуганно и с недоверием уставился на незнакомца. Нет, глаза его больше не улыбались — похоже, он и правда хочет ему помочь.
— Я бы пошел, — сказал Бадрангуй нерешительно, — да боюсь — узнает наставник, тогда мне несдобровать: он у нас лютый.
— Полно, Бадрангуй, пора тебе стать мужчиной. Ну, решай! Поживешь у меня, осмотришься, а потом мы для тебя что-нибудь придумаем, сидеть без дела не будешь. — Незнакомец пригладил усы и сделал решительный жест. — Пошли!
5