— Ну как, Бадрангуй? — мягко спросил Галсан, понимая, что происходит в душе юноши.
— Еду! — решительно ответил тот и внезапно успокоился. Вся прошлая жизнь его с этой минуты словно осталась позади, а впереди замаячил огонек надежды, суливший ему счастье. — Еду! — еще раз произнес он и почтительно поклонился Галсану.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Дорж открыл глаза и с трудом приподнял голову. Его, словно молния, пронзила внезапная мысль: много лет назад, возможно, так же умирал его отец — Даланбаяр. И горячие слезы покатились у него по щекам.
Отец, отец, и ты, наверно, беспомощно лежал на дне шахты и предавался грустным думам. Интересно, вспомнил ли ты в последние минуты жизни о своем маленьком сыне, или мысли твои целиком были отданы той, которая была тебе всего дороже — жене твоей Долгор, моей матери? Скорее всего, ты видел именно ее лицо, сияющее какой-то необычной гордой и светлой красотой. Говорят, она места себе не находила, когда ты ушел в тот день на работу. А я, твой сын, не подозревал, что скоро осиротею, и весело играл в камешки с соседскими ребятишками. У меня нет сына, о котором я мог бы думать теперь, лежа в отсеке, окутанном кромешной тьмой. А ведь у меня уже могли бы быть и ребенок, и верная жена. Да, видно, не суждено мне соединиться с любимой. А другой мне не надо. И зачем только существуют на свете такие низменные чувства, как ревность и зависть? Ведь это из-за них моя судьба сложилась именно так, хотя могла бы сложиться иначе. Из-за них много лет назад два друга сделались врагами, и тень отцовской вражды мешает счастью их детей. Почему дети должны расплачиваться за ошибки отцов?
Удивительная штука время! Оно без оглядки мчится вперед. Давно ли Дорж впервые спустился в шахту, с любопытством разглядывая деревянные крепления, поблескивающие в темноте куски угля, ленточный конвейер в штреках. Поначалу его не покидала тревога, что он безнадежно заблудился и не сможет найти выхода из шахты. Он то и дело оглядывался по сторонам, стараясь запомнить, где подъемник. Однако вскоре Дорж вполне освоился, и работа под землей сделалась привычной. С того памятного дня, когда шахтеры торжественно принимали его в свою семью, уже минуло два месяца. Дорж заметно повзрослел. Теперь у него был вид заправского шахтера. Даром что молод! Лицо покрыто угольной пылью, на руках мозоли! Дорж научился различать человеческую речь, а ведь в первую неделю среди гула отбойных молотков и стука вагонеток он не мог разобрать ни слова. Говорящие люди казались ему персонажами немого кино. Постепенно он постиг и специфику шахтерского дела. Он узнал, что добыча угля распадается на ряд самостоятельных операций: вскрытие пласта, подготовку, нарезку и, наконец, очистку, то есть вывозку. Работая в бригаде крепильщиков, Дорж вместе со всеми возводил крепления в очистных выработках вслед за выемкой угля в забое. Иной раз Доржу претили солоноватые шутки товарищей, затевавших вдруг веселую возню в шахте. Но вскоре он привык этого не замечать. Глядя на себя как бы со стороны, он видел человека бывалого, причастного к общему труду, и это давало ему ощущение уверенности. А как он уставал первое время! К концу смены казалось, что деревянные стойки увеличиваются в весе и становятся неподъемными. На протяжении многих дней, приступая к работе, Дорж в страхе думал, что через несколько часов после начала смены руки нальются свинцовой тяжестью и сделаются совершенно непослушными. Принимать горячий душ после рабочего дня у Доржа не хватало сил. Он спешил к машине, отвозившей рабочих в поселок, а дома, наспех поев, сразу же заваливался спать. Иногда появлялось желание вечером погулять, посмотреть кино или новую постановку, которую обсуждали его товарищи в забое, но он не мог заставить себя выйти из дома. По утрам мать, с тревогой глядя на осунувшееся лицо Доржа, ласково будила его: «Вставай, сынок! Вставай! Пора на работу!» Он поднимался совершенно разбитый, словно накануне засиделся допоздна и совсем не отдохнул. За ночь усталость не проходила, а оставалась в нем, как бы затаившись в руках и ногах. Все это не могло укрыться от заботливого материнского ока. Долгор частенько корила себя за то, что уступила желанию сына и согласилась пустить его на шахту. «Разве по силам ему такая работа, ведь он совсем еще ребенок, — думала она, и ее красивые карие глаза наливались слезами. — А если бы пошел в институт, через несколько лет приобрел бы солидную профессию и стал большим человеком. Молодежь не зря стремится в институты! Жизнь изменяется на глазах, и человеку с высшим образованием легче найти в ней свое место». Однажды Долгор поделилась своими мыслями с сыном.