Доржу сделалось так тоскливо, что он уже не находил себе места. Он быстро собрался и вышел из дому. Над землей поднимался белый туман, и, едва очутившись на улице, Дорж испытал какую-то смутную тревогу, нараставшую у него в душе. Дорж машинально брел по улице и так же машинально раскланивался или обменивался рукопожатием с встречавшимися ему знакомыми. Незаметно для себя он зашел в продовольственный магазин, купил пачку сигарет и побрел дальше. В конце концов он очутился у огромного дома в форме буквы «Г» и остановился напротив окна, задернутого прозрачной занавеской, в которой то и дело мелькал силуэт девушки. Теперь тревога в душе Доржа уступила место радостному волнению. Внезапно оконные створки распахнулись, и выглянула девичья головка. Дорж смутился и хотел было сделать вид, что просто идет мимо. Но девушка помахала ему рукой, прося подождать ее. Окно тотчас снова закрылось, а вскоре Уянга уже стояла перед Доржем.
— Как я хотела, чтобы ты сегодня пришел к нам! — живо заговорила она, поблескивая небольшими, но очень яркими черными глазами. Ее родинка над верхней губой, обычно едва заметная, теперь казалась ему огромной.
— И вот я здесь. А мне захотелось проведать твою родинку, узнать, как она поживает, — пошутил Дорж.
— Выходит, ей повезло больше, чем мне, — усмехнулась Уянга.
— Конечно, — подтвердил Дорж, — не будь у тебя родинки, я тебя, пожалуй, и не приметил бы. Уянга, отец твой дома?
— Нет, ушел куда-то. А у меня новость — нас посылают в госхоз.
— В какой же госхоз отправится Уянга, чтобы способствовать подъему сельского хозяйства? — все еще шутливо спросил Дорж.
— В Жаргалантуйский. И не смейся, пожалуйста, студенты университета работают там каждый год, и весьма успешно.
Они направились к холму в северной части поселка и поднялись в беседку. Тут можно было укрыться от любопытных взглядов.
— Послушай, Уянга, я сегодня встретил Батмунха. Помнишь, он учился в нашей школе, окончил ее года три назад? Он бросился ко мне со всех ног, словно я брат родной, которого он не видел лет десять. Оказалось, что я понадобился ему только для того, чтобы купить в шахтерском магазине свитер.
— Я ведь тебе говорила, что встречала его на танцах. По-моему, он парень неплохой, общительный, веселый. Он переписывался с нашей соседкой, Чимгэ.
— Может быть, и неплохой, — рассеянно повторил Дорж. — А что говорит обо мне твой отец?
— Дорж — юноша старательный, к работе относится серьезно.
— А еще что?
— А разве этого недостаточно? — резонно возразила Уянга.
— Может быть, и достаточно, — разочарованно сказал Дорж. Он почему-то втайне надеялся на то, что, говоря о нем, Бадрангуй непременно так или иначе обмолвится о его отце.
— Уже поздно, пойдем домой, — сказала Уянга, поднимаясь со скамьи. Он тоже встал и положил руку ей на плечо.
— Какая у тебя жесткая рука, — тихо заметила девушка.
— Еще бы! Я ею не авторучку держу, а отбойный молоток, а в нем без малого пять кило!
— А совсем еще недавно твои ладони были мягкие, как мои.
— Не совсем. У мужчины рука должна быть твердой. У меня, во всяком случае.
— Почему?
— Во-первых, я уже взрослый, во-вторых, вырос без отца. Я не был белоручкой и до поступления на шахту. Вся тяжелая работа по дому лежала на мне… — Дорж внезапно умолк. Они шли рядом, славная юная пара, встречные им улыбались и зачастую даже оглядывались вслед. У дома Уянги Дорж поспешил проститься:
— До свиданья! Желаю тебе удачной поездки в госхоз. — Он собрался было уйти, но она удержала его за руку. Ладонь Уянги была холодна, как лед.
— Ты замерзла? — спросил он.
— Нет!
— Ну, до свидания.
— До свидания.
Вернувшись домой, Бадрангуй не застал Уянги, она тем временем беседовала с Доржем, прогуливаясь по поселку.
— Где сестра? — спросил он у младшей дочери. Та мгновенно притащила школьную фотографию класса Уянги и, отыскав Доржа, ткнула в него пальцем.
— Вот оно что! — тихо произнес Бадрангуй. Он уселся за стол и стал задумчиво потягивать чай из серебряной чашки.
«Все идет своим чередом! Дети подрастают, находят себе пару. А нам, старикам, отжившим свой век, пора на покой. Жизненный путь долог, но рано или поздно он приходит к концу».