— Сегодня дела идут хорошо, норму, наверное, уже выполнили, — заметил кто-то из шахтеров.
— А ты сходил бы и узнал, сколько вагонов угля выдали на-гора, — отозвался Бадрангуй. Смена близилась к концу. Скоро шесть часов, нужно сворачиваться и подготовить все необходимое для того, чтобы утренняя бригада без промедления приступила к работе.
Клеть на скрипящем стальном тросе доставила Доржа и Бадрангуя на поверхность. Дорж быстро принял душ, сменил одежду и, не ожидая Бадрангуя, вышел на воздух. Резкий ветер обжег ему щеки. Было уже семь часов, но солнце еще не взошло, и только на востоке из-за кромки гор проступил оранжевый закат, который стал быстро растекаться по небу. Дорж постоял немного на высоком крыльце, вдыхая полной грудью морозный воздух, казалось, очищающий легкие от угольной пыли.
— Имеет ли смысл ждать рейсовую машину? Лучше пройтись до поселка пешком, — раздался за спиной у Доржа голос Бадрангуя. Дорж понял, что Бадрангуй ищет предлога для разговора, и охотно согласился прогуляться. Вскоре их нагнала машина, рабочие, плотно прижавшись друг к другу в кузове под брезентовым тентом, удивленно смотрели на смельчаков, вздумавших прогуляться по такой погоде.
Бадрангуй двигался уверенным шагом, глядя себе под ноги. Усы его покрылись белым инеем. Дорж нахлобучил шапку на лоб, руки сунул в карманы ватника и при резких порывах ветра останавливался, подставляя ему спину. «Может быть, Бадрангуй-гуай, не простив мне сегодняшней слабости, решил со мной побеседовать? — размышлял Дорж. — Я действительно поступил опрометчиво. Надо менять свой характер и прежде всего избавляться от вспыльчивости. А то могут подумать, что я вздорный человек и мне нравится отлынивать от работы. Может быть, Дагва вовсе не хотел меня обидеть?» Иной раз чистосердечного человека не сразу поймешь; если судить по словам — он первый насмешник, а в действительности душа у него белая, как молоко. И лишь чрезвычайные обстоятельства обнажают ее перед людьми, и люди обнаруживают, что относились к человеку хуже, чем он того заслуживал.
— Озяб? — спросил Бадрангуй, поворачиваясь к Доржу.
— Не очень.
— Дома-то у вас тепло? Наши батареи иногда совсем не греют.
— А у нас отопление работает хорошо, — отозвался Дорж, тщетно пытаясь раскурить сигарету на сильном ветру.
— Когда ты научился курить?
— Недавно, — вздохнул Дорж. — В школе дальше баловства дело не шло. А на работу поступил и всерьез курить начал.
«Нехорошо, — подумал Дорж, — иду рядом с солидным человеком и красуюсь — смотрите, мол, какой я самостоятельный».
— Привык, значит. Что ж, привычка — вторая натура. Скажи правду, Дорж, ты вчера днем не отдыхал? — В голосе Бадрангуя прозвучали сочувственные нотки.
— Не отдыхал, — откровенно признался Дорж, тронутый заботой наставника. — Я помогал Пурэву переезжать на новую квартиру. Он теперь будет жить в доме, по левую сторону от Дворца культуры.
— Чтобы этого больше не было! Спать после смены необходимо! Человек должен работать не за деньги, за совесть. А то иные в погоне за длинным рублем все забывают. Ты понимаешь, что́ я имею в виду? Теперь нам с тобой нужно особенно стараться. Мне — чтобы все видели, какой я хороший учитель, а тебе — чтобы стать настоящим шахтером. Я перед всеми давал обещание тебя выучить, и ты уж меня не подводи. Сейчас, конечно, работать на шахте намного легче, чем в прежнее время. Однако шахта всегда есть шахта! И работа на ней требует от человека выносливости, смекалки, мужества. Шахтеры, как правило, народ бескорыстный, хотя и среди них находятся негодяи. Я более двадцати лет тому назад начал работать на шахте под руководством Самбудоржа. Он давно уже на пенсии и живет теперь в Баянзурхэде. Уголь тогда добывали не комбайном, а вручную, кайлами. Поначалу приходилось трудно. С рук не сходили кровавые мозоли, было больно даже пошевелить пальцем. Помню, решил: брошу все и уйду в степь. Лучше буду овец пасти. Тогда Самбудорж отхлестал меня по щекам. Горячий я был, сильный, а с ним постыдился драку затевать, только схватил кайло и со злостью вонзил его в угольный пласт. Вскоре Самбудоржа назначили десятником — по-нынешнему мастером. В конце смены он, бывало, сядет у выхода, и если норма не сделана, кричит: «Куда идете? А план за вас кто выполнять будет? Вы предпочитаете не трудиться, а как бабы на рынке торговать? Ну-ка, марш назад!» И мы покорно возвращались и снова брались за работу. Зато потом Самбудорж иной раз ставил у выхода полный бурдюк айрака. «Пейте, пейте», — упрашивал он нас, словно малых детей, когда норма была выполнена. А о том, что кое-кому из нас довелось отведать кулаков Самбудоржа, мы и не вспоминали.