— Возможно, — тихо ответила она и посмотрела на него взглядом, исполненным глубокой нежности. «Какой же я осел! — спохватился Дорж. — Зачем я обнадеживаю Дарийму! Она примет мое участие за любовь! А любви-то нет!»
После роковой ночи тревога в душе Бадрангуя улеглась. Он не знал за собой никакой вины и верил, что произошло какое-то недоразумение, скоро все это поймут, и его тотчас же выпустят из-под стражи. Справедливость рано или поздно восторжествует. Пусть даже ложь величиной с гору, а правда — не больше зайца, все равно победит правда. Скоро он вернется домой, к любимой. Снова будет среди товарищей в родной шахте. С каким удовольствием он вновь вдохнет ее насыщенный угольной пылью воздух!
В камере, кроме Бадрангуя, было еще двое заключенных. Один из них, хитрый мошенник с лисьими повадками и прищуренным левым глазом, распространял в народе слухи о том, что он хубилган[15]. Второй был молодой парнишка, моложе Бадрангуя, уроженец сомона Тариат Арахангайского аймака[16]. Звали его Шагдарсурэн. Следствие по его делу было уже закончено. Служа в армии, он работал в солдатской столовой; однажды в пище солдат обнаружили мелкие частицы металлических иголок. Цирика[17], который пострадал в результате диверсионного акта, отправили на самолете в Улан-Батор, и русский хирург срочно его прооперировал.
Расследуя дело, прокуратура обнаружила виновного. Им оказался Шагдарсурэн. Он немедленно во всем сознался. Оказывается, перед призывом в армию отец повез его в монастырь Тариат и стал просить ламу помочь Шагдарсурэну избежать службы в армии. Лама, вручив последнему ладанку с дроблеными иголками, сказал, что это волшебное средство, которое поможет ему поскорее вернуться домой. А для того, чтобы оно возымело действие, Шагдарсурэну надлежит сыпать его в пищу солдат.
Поначалу Бадрангуй к своим соседям относился одинаково враждебно. Но, приглядевшись внимательно к Шагдарсурэну, стал его жалеть. Он понял, что Шагдарсурэн попал под тлетворное влияние ламы и оно привело его к преступлению. Бадрангуй поставил себе задачей обратить юношу на путь истины и добился в этом успехов. С момента знакомства Шагдарсурэн буквально боготворил своего напарника. Но когда он увидел, что в постоянно возникавших спорах Бадрангуй неизменно одерживал верх на «хубилганом», он проникся к Бадрангую огромной симпатией и уважением.
У Шагдарсурэна постепенно открывались глаза на истинную природу вещей. Бороться же с убежденным врагом, таким, как «хубилган», было очень трудно. Своим монотонным голосом он постоянно бубнил одну и ту же песню:
— Красный цвет враждебен нашей религии. В период, когда буддийская религия распалась на две ветви — желтую и красную, между ними вспыхнула жестокая война, из которой желтые вышли победителями. Теперь мы, представители желтой, ламаистской религии, сражаемся против красных, революционеров — в этом наш святой долг. Я уверен, да, уверен, что и на сей раз правда восторжествует и желтые победят красных!
Бадрангуй в таких случаях язвительно замечал:
— Как же, как же! Вы, очевидно, и есть святой, который возродит желтую религию!
«Хубилган» обидчиво поджимал губы и ненадолго умолкал, а потом снова принимался за свое.
Шло время, а делом Бадрангуя никто не занимался — о нем словно забыли. И это с каждым днем все больше и больше тревожило его. Он перестал спать по ночам, в голову лезли всякие грустные мысли, а если случалось на короткое время забыться, во сне ему неизменно являлась прекрасная Долгор — то беззаботная, смеющаяся, с нежным румянцем на смуглых щеках, то плачущая, с испуганным, озабоченным лицом, какой он видел ее в ту последнюю роковую ночь. Долгор, Долгор! Помнишь ли ты Бадрангуя? Ждешь ли его? Его без конца мучил один и тот же вопрос. И хотя он всячески старался убедить себя в том, что она ждет его, конечно, ждет, в сердце постоянно жила тревога и не давала ему покоя. Слишком мало они были вместе, чтобы между ними установилась прочная и нерасторжимая связь.
Помимо мыслей о Долгор, Бадрангуя беспокоило его нынешнее положение. За что его арестовали? В чем его вина? Наконец однажды утром его вызвали к следователю. Это был смуглый человек средних лет с зачесанными назад коротко стриженными волосами. Он уточнил у Бадрангуя анкетные данные и предложил ему несколько вопросов.
— Прежде всего меня интересует, — сказал следователь, — хорошо ли вас знает человек по имени Даланбаяр?
— Знает, пожалуй, лучше меня самого, — не задумываясь ответил Бадрангуй.