— Прости, я второпях не подумала, растерялась.
— Ты из-за меня растерялась? Я бы скорее обрадовался!
— Ну будет тебе, Дорж. — Голос ее звучал примирительно. — А я собиралась завтра в Налайху.
— Ах, вот оно что! — Дорж сделал шаг в сторону, но девушка преградила ему путь.
— Уянга, — торопили ее подруги, — опоздаешь на лекцию!
Дорж невольно остановился, посмотрел ей в лицо. У нее задрожали губы, и слезы одна за другой покатились по щекам. Одна капелька задержалась на маленькой родинке над верхней губой.
— До свиданья, Уянга, иди на занятия, — уже мягче произнес он, — увидимся завтра.
Солнце зажгло огненным блеском окна высоких зданий, и только на склонах Богда-улы отчетливо виднелись белесые пятна — зацепившиеся за деревья клочья седого тумана.
Два месяца назад юноша и девушка сидели на зеленой, залитой солнцем лужайке неподалеку от поселка шахтеров. Утро было в самом разгаре. Солнечные лучи мягко освещали восточные горы. От поселка к шахте «Капитальная», обгоняемые вереницей новеньких самосвалов, шагали мужчины в шахтерской одежде. У самой шахты ощетинилась кузовами колонна самопогрузчиков. Над поселком звенели веселые детские голоса, сливавшиеся со звуками радио.
Девушка сидела, натянув на колени подол тонкого шелкового платья, и мечтательно говорила:
— Хотела бы я, как и ты, остаться в Налайхе. Сердце радуется, когда смотришь на наш поселок и его жителей. Кажется, нет лучше места на земле.
— Так оставайся, кто тебе не велит?
— Нельзя мне, — огорченно вздохнула девушка. — Родители настаивают, чтобы я продолжала учебу, да и все девчонки из нашего класса решили уехать.
Он насмешливо сморщил нос.
— Среди наших парней тоже многие собираются учиться дальше. Желающих, как я, идти на производство мало. — Он взял в руки ее косу, покрутил кончик. — Ладно, так и быть, поезжай в университет. Ты ведь знаешь, почему я остаюсь.
— Ох, Дорж, какой ты злюка. Недаром говорится, что с шахтером надо держать ухо востро. — Она посмотрела на него долгим внимательным взглядом. В его темно-карих глазах, опушенных густыми ресницами, светилась нежность.
— Ты опасаешься дружбы с шахтером? И все же я прошу тебя — не забывай обо мне в университете!
— Что ты, Дорж! Я ведь сама — шахтерская дочь.
Они не заметили, как село солнце и на небосклоне зажглись первые звезды. Казалось, их можно достать рукой — они словно подвешены к небу на длинных нитях — потяни за нить, она оборвется, и звезда упадет тебе на ладонь.
Порыв ветра взлохматил Доржу волосы, бросил их на высокий лоб. Вдалеке, издав протяжный гудок, промчался тепловоз. Пора возвращаться домой. Дорж подал Уянге руку, она легко вскочила на ноги, и они направились к поселку. Грустные мысли бередили душу Доржа. Он был у матери единственным сыном, и всю свою жизнь она посвятила ему. Теперь настало время сыну заботиться о ней. Он думал о том, какая нелегкая судьба выпала на ее долю; как, сколько он ее помнил, она трудилась, не покладая рук, а заработанных ею денег едва хватало им на пропитание. Родственников у них не было, Доржу некому было поручить заботу о матери. Если бы отец был жив!
— Уянга, тебе, к счастью, не довелось испытать настоящего горя. А я, к примеру, лишился отца в раннем детстве. Сколько матери пришлось приложить усилий, чтобы самой вырастить меня и поставить на ноги! И теперь, когда я вижу, что парень нос воротит, если девушка бедно одета, у меня невольно сжимаются кулаки. Да разве в том дело, как человек одет? Важно, что он собою представляет! Откровенно говоря, мне не нравилось, когда ты являлась в школу в найлоновой кофточке и с часиками. «К чему такая роскошь», — думал я. А может быть, я тебе просто завидовал? Сам-то я последние три года щеголял в своем единственном наряде — старом синем ватнике. Мама моя получает всего двести шестьдесят тугриков, на них не разгуляешься. Ты думаешь, мне не хотелось тоже поступить в университет и учиться вместе с тобой? Но пришлось рассудить иначе. Кому, как не мне, сыну погибшего шахтера, продолжить его дело? Это — раз. Во-вторых, если бы я поступил в вуз, матери пришлось бы работать еще целых пять лет. А этого я допустить не мог. Все складывалось так, что мне надо было идти на шахту. К тому же работа на шахте всегда меня привлекала, видно, врожденная склонность. Теперь, Уянга, ты знаешь все.
Дорж шагал рядом с Уянгой, широко размахивая правой рукой, сжатой в кулак. Он был взволнован собственным рассказом и не сразу заметил происшедшую в Уянге перемену — побледневшая, она шла, низко потупив голову, а потом достала платочек и стала вытирать глаза.