Вспомни, еще несколько лет тому назад мы с тобой знали о прошлом наших родителей, и оно нас нисколько не волновало, вернее, мы обходили его молчанием. А напрасно! И этим письмом я хочу тебе сказать, что, если мы доверяем друг другу, надо быть искренними до конца. Думаю, что ни твоя мать Долгор-гуай, ни мой отец не будут в восторге от нашего решения соединить свои судьбы… Ты не пришел, и я боюсь, что и ты…
Когда вернешься, приезжай ко мне в Улан-Батор.
Прочитав письмо, Дорж долго сидел, уставившись в одну точку. В его душе боролись противоречивые чувства, и все это отчетливо отражалось на его живом лице. Вот он мысленно кому-то решительно возражает, лицо его становится бледным, губы упрямо смыкаются, а в следующий момент лицо заливает яркий румянец, он словно стыдится чего-то.
— Сыночек, что тебе написали в этом письме? — с тревогой спросила Долгор. — На тебе лица нет! — Вероятно, Уянга пишет Доржу, что отказывается быть его женой и просит больше не беспокоить! Недаром она прибегала к ним тотчас после его отъезда и так настойчиво просила передать это письмо.
Долгор молча ждала ответа, и Дорж, спохватившись, заставил себя улыбнуться:
— Не беспокойся, мама, Уянга написала мне хорошее письмо.
«Какая же я скотина! — думал он. — Уянга совершенно права. Почему мы всегда избегали этого разговора, вместо того чтобы чистосердечно во всем разобраться? Уже давным-давно все стало бы на свои места, и мы не ощущали бы себя такими несчастными». Он не мог без стыда и сожаления вспомнить еще об одном совсем недавнем случае.
Теплым осенним днем, какие редко выпадают поздней осенью, товарищи Доржа по работе предприняли увеселительную поездку за город. Солнце опускалось над вершинами далеких гор, деревья отбрасывали длинные тени, мягкий ветерок играл в верхушках сосен. Под ногами шуршала сухая трава, пряно и терпко пахло осенью. Кто-то из ребят забрался на высокий кедр и обрушил на землю град шишек. Под кедром началась веселая возня — каждый старался завладеть самой крупной шишкой.
— Смотрите! — воскликнул вдруг Дорж. Распушив длинный хвост, маленькая шустрая белка порхала с ветки на ветку легко, словно птица. Дорж запустил в нее шишкой. Белка испугалась и выронила на землю добычу, которую, крепко зажав двумя лапами, видимо, намеревалась унести в гнездо. В ту же секунду она взмыла на самую макушку дерева.
Двинулись дальше. Торжественная тишина настраивала на лирический лад. Все притихли и разбрелись по лесу. Дорж и Дарийма и не заметили, как остались одни.
— Где же остальные? — спохватилась вдруг Дарийма. — Куда они подевались?
Приставив ладони ко рту, Дорж крикнул:
— Ау-ау-ау!
Ему ответило приглушенное эхо.
— Ребята, вероятно, набрали орехов и вернулись в лагерь, — предположил Дорж, присаживаясь на пень с намерением закурить.
— Осторожно, не оброни спичку, — сказала Дарийма. — Сейчас здесь очень сухо, и может возникнуть пожар.
— Все-то ты знаешь! — улыбнулся Дорж.
— Как не знать! Прошлой осенью мы в лесу случайно бросили непогашенный окурок и едва справились с огнем. Вот страху-то было!
«О чем бы ни шла речь, — думал Дорж, — Дарийма непременно возвращалась к прошлому, очевидно, ей с ним нелегко расстаться». Девушка присела на траву, обхватила руками колени и приникла к ним щекой. Дорж искоса наблюдал за ней. Из-под косынки выбилась непослушная прядь кудрявых волос. Грубые сапоги во время ходьбы по траве очистились от налипшей на них грязи и блестели, словно лакированные. Дарийма достала из кармана горсть орехов и протянула их Доржу. Он внимательно посмотрел на ее загрубевшие руки.
— Ничего не поделаешь, — перехватив его взгляд, сказала Дарийма. — Посмотри, какие они шершавые! — И она провела ладонью по его руке. От ее прикосновения Доржа словно пронзил ток. Он привлек девушку к себе, отодвинул со лба непокорную прядь волос и жадно приник к ее губам. Дарийма ответила ему пылким поцелуем. Над их головами шумел лес. Все закружилось перед глазами Доржа. Наконец Дарийма высвободилась из его объятий.
— Это называется собирали орехи! — сказала она с застенчивой улыбкой.