Дарийма не могла поверить своему счастью — неужели такой прекрасный парень мог ее полюбить?
— Уже темнеет — пора возвращаться, — тихо сказал он, поднимаясь с места. Он все еще ощущал поцелуй Дариймы на своих губах. Они медленно шли по лесу. Солнце давно село, и теперь лес уже не казался празднично-веселым.
Когда Дорж и Дарийма вернулись в лагерь, все были заняты приготовлением ужина.
— Орехи просим сдавать в общий котел, — закричали дежурные, указывая на гору шишек, сваленную возле палатки. Дарийма достала из-за пазухи две шишки.
— У нас шишки медведь отнял, — сказал Дорж, похлопывая себя по пустым карманам, и поспешно, чтобы побыстрее скрыться от любопытных взглядов, устремился в палатку. На сердце у него было тепло. Конечно, это совсем не похоже на то, что он испытал с Уянгой. Но сознание, что Дарийма его любит, вселяло в него радость и уверенность — ведь он боялся на всю жизнь остаться одиноким. И вдруг это письмо! Уянга по-прежнему была ему верна! То, что когда-то произошло между их отцами, она не считает помехой их счастью. Зачем же ему отказываться от своей первой, неповторимой любви! Ведь Дарийма не может ему заменить Уянгу. Чувства к Дарийме и Уянге несопоставимы! Зачем он поддался мимолетному влечению? Зачем подал Дарийме надежду? Он обязан был отказаться пригубить поднесенную ему чашу!
В первую ночь по возвращении из гор Дорж почти не спал. Не спала и Долгор, прислушиваясь к тяжким вздохам сына. Она сердцем чуяла, что с ним происходит что-то неладное, но помочь ему не могла, и это бессилие было для нее мучительно.
Долгор ничего не имела против Уянги, но опасалась, что Уянга будет постоянно упрекать сына в том, что Даланбаяр поступил нечестно в отношении Бадрангуя. А она? Она тоже не оправдала надежд Бадрангуя, и ее предательство было еще более жестоким, чем предательство Даланбаяра.
Наконец в окно заглянул серый рассвет. Наступило утро.
Наскоро позавтракав, Дорж отправился на работу. Десять дней в горах благотворно повлияли на его внешний вид, и несмотря на бессонную ночь, он выглядел отдохнувшим и посвежевшим. Начальник шахты, тщательно расспрашивая Доржа о поездке, что-то отмечал в своей записной книжке.
— Что ж, поздравляю вас с успешным завершением командировки, — улыбаясь, сказал он, пожимая Доржу руку. — У меня, кстати, есть для вас приятная новость: мы решили назначить вас бригадиром. Вы не возражаете? Это предложение внесли ваш начальник участка и инженер Батмунх, а дирекция шахты его поддержала.
Дорж растерялся — этого он никак не ожидал и меньше всего считал себя способным возглавить бригаду. Он откровенно сказал:
— Ведь я крепильщик низкого разряда, у меня недостаточно организаторских способностей, а вы хотите поставить меня над людьми более квалифицированными и достойными.
Начальник нервозно постучал карандашом по столу:
— Скромность украшает человека — это истина старая! В интересах дела я просил бы вас не торопиться с ответом. Подумайте хорошенько. Вы молодой, способный, энергичный человек и должны верить в свои силы. Конечно, одно дело подчиняться, а другое — руководить. Но я не сомневаюсь, что вы научитесь толково управлять людьми, и рассчитываю на разумное с вашей стороны решение. Итак, до завтра. Договорились?
Дорж вышел из кабинета начальника совершенно обескураженный. На шахте так много умных опытных рабочих, неужели не нашлось более достойной кандидатуры на должность бригадира? Странно, что предложение исходит от Батмунха. Хватит ли у Доржа характера руководить людьми? Вряд ли. Не следует и браться. Вот года через два-три, когда он постигнет все тонкости шахтерского дела… Пока это преждевременно!
Небольшой десятидневный перерыв в работе давал себя знать. Выйдя во вторую смену, он ощущал, что брезентовая роба стесняла его движения, а каска давила на лоб и виски. Но стоило ему очутиться в лаве, услыхать скрип цепей подъемника, увидеть забой, вдохнуть привычный густой угольный воздух, как он тотчас забыл о горах. Он словно в родной дом попал, и жизнь потекла своим чередом.
Предложение начальника шахты не давало Доржу покоя. Сейчас он отвечал сам за себя, а бригадир должен заботиться о каждом члене бригады. У него множество обязанностей, и дело свое он обязан знать отменно. Вот мелькнул огонек на каске Дариймы. Дорж вспомнил, как доверчиво прижималась она к нему, а потом с испугом оттолкнула его, словно не веря в его любовь.
Вероятно, она права. Это не любовь, а скорее сочувствие. Что и говорить, трудно у нее сложилась жизнь, тут не только слабая девушка, а и здоровый парень мог сломаться. Дарийма одному Доржу поведала горькую повесть о своей жизни. В ее рассказе не было ни одной недомолвки: быть откровенной наполовину она не умела. Тем более бесчестно было ее обмануть!