Дом, где он жил, находился неподалеку от железной дороги, и когда мимо проносился состав, груженный углем, Бадрангуй испытывал радостный трепет. Он часто выходил к железнодорожному полотну и провожал состав глазами. От ярких солнечных лучей уголь сиял переливчатым светом, словно приветствуя Бадрангуя. И ему казалось, что он явственно ощущает запах угольной пыли, смешанный с острым запахом пота. Бадрангуя стала одолевать тревога. Как это случилось, что он поддался малодушию и не пожелал вернуться в Налайху? «До чего же ты слаб, Бадрангуй», — сказал он себе и, набравшись решимости, отправился к директору склада. Объяснив причину ухода, он взял расчет. «Пора тебе, Бадрангуй, стать настоящим мужчиной», — говорил он себе, гоня прочь робость. Прошлая жизнь вошла в его плоть и кровь, и освободиться от нее он не мог, и чтобы вернуться к ней, нужно было вернуться в Налайху. Теперь он уже не мыслил себе жизни без Налайхи.
Бадрангуй не стал выяснять обстоятельства жизни в Налайхе. Вот он поедет туда и увидит все своими глазами. Он не сомневался, что все будет хорошо. Он вернется в родной поселок, вновь поступит на шахту, попадет в среду прежних товарищей, и жизнь пойдет своим чередом. Что касается Долгор и Даланбаяра — что ж, пусть живут на здоровье, он постарается о них не думать. Теперь они для него чужие люди, надо взять себя в руки и вырвать прошлое из сердца.
На следующий день, собрав все пожитки, Бадрангуй отправился в Налайху. Чем ближе он подъезжал к Налайхе, тем сильнее сжималось сердце, тем тревожнее становилось на душе. Стоял теплый погожий день. Колеса грузовика поднимали тучи пыли. Когда машина, натужно гудя, поднялась на высокий холм, перед глазами Бадрангуя открылся вид на родной поселок. Он лежал в степи словно на ладони. Сверкали на солнце стекла новых каменных домов, а белоснежные юрты напоминали перевернутые серебряные чаши. За поселком высились горы поднятого из недр земли угля, штабелями лежал крепежный лес. Сновали машины, запряженные лошадьми телеги, блестели рельсы узкоколейки, словно солдаты, выстроились в ряд гигантские столбы высоковольтных передач. Сердце Бадрангуя наполнилось неизъяснимой радостью. Наконец-то он дома! Тем временем машина проехала мимо клуба шахтеров, миновала магазин и, обогнув дом, где прежде жил Бадрангуй, остановилась у шахты номер три.
Только сейчас Бадрангуй спохватился, что ему, собственно, негде оставить вещи. Он постоял в растерянности, размышляя, куда податься, потом подхватил свой немудреный багаж и отправился к Самбудоржу.
Самбудорж очень обрадовался Бадрангую и крепко пожал ему руку.
— Я всегда верил, что рано или поздно ты вернешься в Налайху, — сказал он. — Ты готов идти в шахту?
— Хоть сейчас, — взволнованно ответил Бадрангуй. Он впервые за многие дни и ночи вздохнул с облегчением. Оказались, все так просто — приехал и сразу же вернулся к прежней жизни!
Самбудорж внимательно посмотрел на Бадрангуя. Молодец, хорошо держится! И внешне заметно возмужал. Черты лица стали определеннее, жестче, исчезла юношеская припухлость щек, а между бровей и у губ залегли суровые складки.
Бадрангуй, в свою очередь, не спускал глаз с Самбудоржа, и чувство одиночества, томившее его так долго, постепенно рассеялось. Бадрангуй был совершенно одинок, ни семьи, ни родных, и вдруг Самбудорж встретил его, как близкого человека! Вскоре прибежали его товарищи по работе, и Бадрангую казалось, что он никуда не уезжал из Налайхи. Жаль только, не было Юрия Ивановича: он уже вернулся в Советский Союз.
— Юрий Иванович знает, что я не виновен? — с волнением спросил Бадрангуй.
— Знает, знает, — ответил Самбудорж. — Он за тебя очень беспокоился, долго ходил как в воду опущенный. А перед самым отъездом на родину Юрий Иванович был у меня в гостях. Неожиданно зашел Хорло-гуай, и от него мы узнали, что ты освобожден. Юрий Иванович очень обрадовался и предложил тост за твое здоровье.
Когда все разошлись по домам, Самбудорж, украдкой наблюдавший за Бадрангуем, внушительно произнес:
— Есть такая пословица: коли мужчина оплошает, то и берег обрушится. Слышал такую? Мой тебе совет: не таи обид на прошлое. А то так бывает — предастся человек обиде и тоске, а они его и доконают. Я верю — ты не из слабых, и сегодня рад был убедиться в этом еще раз. Ты ведь очень молод — у тебя впереди целая жизнь.
О возвращении Бадрангуя в Налайху Долгор узнала в тот же день. Вечером, подавая чай вернувшемуся с работы Даланбаяру, она тихо сказала: