«Она в тот день возвращалась одна, под снегом, так далеко!» - эта мысль была самой страшной из всех. Ведь Лорна из-за него пустилась в тот долгий путь, без провожатых, пешком, только для того, чтобы проводить его в Сорфадос.
Маг поднялся со ступенек и побрел прочь. Его никто не остановил, никто ничего не сказал, и сам он молчал, зная, что если сейчас заговорит с кем-то, то потом очень пожалеет о своих словах.
Непростительно долгое время Римус провел в Сорфадосе, решая какие-то незначительные и мелкие дела Академии, которые постоянно задерживали его! Никчемные, ненужные, только отнимающие драгоценные часы, которые он мог бы провести с Лорной! И ведь если бы он был рядом… Если бы знал…
О том, что произошло с Лорной после того, как он покинул остров, Римусу рассказала девочка, работавшая на кухне в поместье.
Болезнь юной княжны, незаметная поначалу, обратилась тяжелым недугом, сковавшим ноги, а потом и все тело. Лихорадка не прекращалась ни на минуту, и скоро княжна впала в беспамятство. Ее родители не хотели, чтобы Римус знал об этом, и пригласили какого-то целителя из Фротта, но тот ничего не сумел сделать, а время было упущено.
Заклинания и зелья, всевозможные ритуалы смогли только отсрочить неизбежное ненадолго, дать больной успокоение, облегчить боль, но не спасти. Римус как маг понимал это, но как смириться?.. И он раз за разом прокручивал в голове заклятия из древних книг по целительству, пытаясь найти ответ, который все равно был уже никому не нужен.
Лорна не боролась за себя. В ней никогда не было той неистребимой жажды жизни, которая отличала молодого мага, его силы духа и воли. Она умерла тихо, легко, угасла от порыва холодного ветра, истаяла, как снег на исходе зимы. Римус не знал, думала ли она о нем, как не знал ее последних слов, но каждую ночь он теперь просыпался от одного и того же сна: мост над пропастью, он стоит посредине, и вдруг мост начинает рушиться, и Римус хватается за камни и дерево, но все равно падает в темноту.
* * *
Море шипело, как рассерженная кошка, как тысячи рассерженных кошек, плевалось ошметками пены, пытаясь достать край высокого берега. Римус стоял там, наверху, и взгляд его был прикован к горизонту. Он чувствовал, как разгорается в нем отчаяние, накатывает в его душе, как эти волны, осаждающие берег, раз за разом, не снижая напора. Магия колола пальцы, рвалась наружу, и на краткий миг волшебник испугался неистовой силы, которая вдруг родилась в нем и властно требовала освобождения. Почти против воли он поднял руку, и над пустынным берегом разнеслось одно лишь слово – слово отчаяния и боли. И вдруг скала, что высилась впереди, высокая скала, поросшая травой и оплетенная водорослями, пошатнулась, по ней прошла дрожь, и она осыпалась в воду. Только туча пыли осталась на ее месте, а на берегу, на песке, скрючилась в бессильных рыданиях фигурка человека.
* * *
- Убегаешь?! Хочешь, чтобы мы больше тебя никогда не увидели?
- Да. – Римус торопливо запихнул в котомку пару рубашек и кинул сверху деревянную шкатулку с магическими принадлежностями. Была ночь, и в доме давно все спали. Откуда Дем прознала, что он собирался уйти?..
- Ты ни о ком не думаешь, кроме себя! – горячо прошептала она. Римус видел при свете свечи, как лихорадочно блестят ее глаза.
Маг выпрямился.
- Дем, я тут не останусь, - его слова прозвучали сухо и резко, порывом холодного зимнего ветра. – А отец будет только рад, если я уберусь восвояси. Вы все будете рады. Вы ненавидите таких, как я. Боитесь.
Демельза промолчала. Правда в словах Римуса была обжигающе-горькой.
- Я не хочу видеть, как вы шепчетесь у меня за спиной, знать, что здесь мне никогда не будут по-настоящему рады. Что ж, у магов свои пути. А вы живите так, как жили, и вам без меня будет спокойнее.
Он знал, что семья его не приняла, и не примет никогда. Мать – да, она еще любит сына и будет любить всегда, но отец и сестра… Гедеон воспитал в дочери стойкий страх перед магической силой, и Дем уже никогда не станет смотреть на него, как на родного брата, будет бояться, завидовать, ненавидеть… А он будет ненавидеть этот остров, где светлые мечты обратились в холодные головешки. Прочь отсюда, как можно дальше, на север, куда угодно, только чтобы не видеть эти замшелые зеленые склоны, чтобы забыть дороги, по которым он здесь бродил, чтобы вычеркнуть из памяти образ высокого каменного дома на берегу реки. Прочь!
- Когда-то я верил, что любовь меня спасет. Я ошибся.