- И ты вспомнила обо мне. Это ведь нетрудно: теперь я известен многим... Глава Академии Магии, Верховный маг.
- Я... не...
Лицо мужчины оставалось бесстрастным, словно окаменело. Глядя на этого человека, нельзя было поверить, что у него есть чувства.
- Но моя дочь...
- Нет.
Глаза женщины наполнились слезами, а Римус, к собственному удивлению, не почувствовал ничего, похожего на жалость, сочувствие или участие, как будто только что поведанное ему, произошла не с сестрой, родным человеком, а с кем-то далеким, незнакомым, и было из разряда тех историй, что рассказывают и крестьяне, и горожане, пропуская за ужином кружечку пенного эля, чтобы попугать друг друга. Как не силился маг найти в себе хоть какой-то отклик, все было безуспешно, и попытки вызывали лишь раздражение. Ему было все равно, что станет с теми, кто когда-то отвернулся от него.
- Римус... - Демельза подняла на него умоляющий, приниженный взгляд просителя, но натолкнулась на глухую стену. - Почему?..
- Потому что я не обязан. Я никому ничем не обязан.
- В твоем сердце нет любви! - воскликнула женщина, порывисто вставая. Похоже, она не отдавала себе отчета в том, что говорит с могущественным волшебником, которому не составит труда сделать так, чтобы она замолкла раз и навсегда.
- Любви? О, я изгнал из своего сердца эту слабость, изгнал после того, как мы виделись с тобой в последний раз. А теперь изволь уйти, у меня слишком много дел.
Римус, в общем-то, и сам не ожидал от себя такой жестокости, хотя ему ничего не стоило помочь несчастной женщине. Но возвращаться на Арун… Видно, не отдавал он себе отчета, как зачерствело его сердце за двадцать лет! Взбираясь по ступенькам власти, всегда нужно что-то отдавать взамен. Время, родственные связи, чувства, которые недопустимы в мире жестокости и циничного расчета.
- Что ж, прощайте, господин Верховный Маг! - Демельза вложила в последние слова столько ненависти и слепой ярости, что маг вздрогнул, но женщина даже не взглянула, не обернулась, когда он запирал за ней дверь.
* * *
Между землей и небом была метель. Она налетела неожиданно, закружила, дунула в лицо колкими снежинками, обжигающими щеки и нос. Широкая пелена скрыла все вокруг, и очертания деревьев стали едва заметными серыми тенями на фоне трепещущих белых занавесей. Санный путь затерялся в круговерти снежных вихрей.
С мрачным удовлетворением смотрел Римус в крохотное окошко кареты, но видел только свое отражение на темном стекле. Шар голубоватого света плавал над головой мага, выхватывая из темноты его лицо. Римусу даже не хотелось применять обогревающее заклятие - холод не давал заснуть, оставляя мысли ясными, как никогда. Закутавшись в теплый меховой плащ, он застыл в напряженной позе, вцепившись в бархатную обивку сиденья, глядел, как за окном кружит, мечется в диком танце метель.
До него доносились обрывки фраз, которые ветер бросал вместе со снегом в окно, и маг разобрал давно знакомые слова:
Этот город мне снится ночами,
Он окутан в рассветный туман,
В нем легко позабыть о печали,
На холодный смотря океан...
Римус вздрогнул. Песня о Сорфадосе заставила его очнуться от оцепенения. Выражение его лица осталось непроницаемым, и взгляд все так же был будто скован мартовским льдом, но сердце вдруг больно сдавило, и оно забилось сильнее. Старые, никчемные воспоминания - маг как всегда попытался стряхнуть нежелательные мысли обычным "сгинь, лихо", но сегодня они просто так не уходили. И он чувствовал тупое недовольство, накатывающее всякий раз, когда он давал себе слабину. Ведь поросли быльем те далекие времена, и шрамы в душе зарубцевались под грузом новых - счастливых и страшных событий, под ежедневным заботами и тревогами, ан нет - снова вспомнился Арун, река Аринара и крупные хлопья снега, кружащие в тихом воздухе. И то дикое отчаяние, с которым он расколол скалу... С тех пор прошло более двадцати лет. Много это или мало? Мало - с точки зрения любого летописца, и много - для одной человеческой жизни. За двадцать лет может смениться власть, может произойти война, мор, но как же ничтожны эти перемены перед лицом истории, когда сотни и тысячи лет проходят блестящей вереницей, оставаясь в памяти потомков легендами, преданиями и мифами.
Только что между землей и небом носились вихри, и вдруг как будто чья-то рука сняла пелену, открыв серебристую даль в искрящемся сиянии, четко обозначив темные силуэты рощ и мягкие холмы.