На полу и на белом атласном рукаве мага блестели капли крови.
Нэвиан опустился на ступни рядом, не в силах что-то предпринимать. Он подумал о той, что поплатилась за свои знания, и скитается теперь по неведомым землям. Но ненависти к Верховному магу он не питал – только сожаление. Верховный маг был одинок и тяжело болен, и ненавидеть его было трудно.
Нэвиан поднял голову и посмотрел в окно. Черная гряда облаков уходила на север, закрывая тенью далекие леса, темная вода реки мрачно блестела под вырвавшимися из-за пелены туч тревожными желтыми лучами солнца.
Косыми прорезями света падали эти лучи на холодный мрамор, на жестокое, упрямое лицо Верховного мага, который изо всех сил боролся за свою жизнь, даже стоя на пороге чертогов старухи Нааг. Открылось ли Римусу, что жизнь его была не то, что он предполагал, увидел ли он руины и пепел в своей душе – того Нэвиан не знал.
Только бесстрастно светило солнце, и маятник огромных позолоченных часов, стоящих посреди зала, качался из стороны в стороны, подгоняя стрелки в их почти вечном беге.
Эпилог
Последние осенние листья дрожали на холодном ветру. Сад облетел, голые деревья расчертили ясное небо темными перекрестьями ветвей. Где-то в глубине аллей садовник подметал листья с дорожек, и одинокие звуки - шурх, шурх - торжественные, как монотонные песнопения праздника Середины осени, звенели в терпкой тишине.
В пустоту и темноту был устремлен взгляд Римуса. Он не видел перед собой ничего, и ничего более не желал. Под одной ладонью шершавое нагретое дерево, под другой - грубая ткань плаща. Он просто сидел, ни о чем не думая, и его сознание пребывало среди волн холодного мрака, который не нарушало ничто внешнее.
Вдруг он ощутил легкое прикосновение к судорожно сжатой ладони, чьи-то прохладные пальцы осторожно держали его руку. Послышалось шуршание юбок. Женщина села рядом, прикрыв его ладонь своей.
- Ормалин.
Она не ответила, но он знал точно - это она. Римус вспомнил ее лицо - узкое, с выпуклыми серыми глазами. Вспомнил ее взгляд - добрый и бесконечно понимающий. Ее стремительную походку и ее тихий голос...
- Ты постарел, - голос остался прежним, с хрипотцой, про такой голос говорят - как песок.
- Но я все еще жив.
Ей уже за сорок, отчего-то подумал Римус. Так сколько же лет прошло?.. Он не мог сосчитать, годы, как жемчужины из ожерелья, срывались с нити и рассыпались, и уже не вернуть того, что упало в темноту.
Ее молчаливое сожаление больше не причиняло боли. Он уходил дорогой, ведущей в один конец, хотя все и всегда идут этой дорогой, но он был близок к завершению, и больше не интересовали его люди: ни она, ни кто-либо другой. Вечером он сядет у огня и будет греть озябшие ноги и руки, а эта женщина пойдет туда, откуда пришла, унесет с собой запах дождя и душицы с медом, и не будет воспоминаний о ней, ничего не будет...
Снова зашуршали юбки - блестящий жесткий атлас, раньше она никогда не носила такой дорогой одежды... Но и это неважно - есть теплое солнце и скамья, есть тяжело ворочающиеся мысли, есть огонь в камине и мягкая постель.
Медленно брела по дорожке заросшего, запущенного сада немолодая уже женщина с совершенно белыми от седины волосами. Ее словно что-то придавливало к земле, в опущенных плечах, в склоненной голове, в морщинках сквозила скорбь. Ормалин комкала в руках платок, а ее темно-бордовое платье ярко выделялась среди оголившихся деревьев. Она обернулась, и в конце аллеи, на широкой скамье, увидела неподвижно сидящего старика. Только крепче сжала в пальцах платок, только чуть жестче стали черты ее лица, и она, подобрав юбки, быстро зашагала к карете, ожидавшей ее у ворот.
- Аннэйрэ, - поклонился ей молодой человек. - Куда прикажете?
- Вези меня домой... Домой.
__________________________
Январь 2010 – май 2011 года.
Конец