Чего же хотел он, вернувшись на родной остров? Прощения? Да, в глубине души Римус мечтал о том, что отец смирится с его выбором. Но нет, по-прежнему между ними высилась стена, еще более крепкая от того, что сейчас он уже не тот мальчишка с глупыми детскими забавами, которого было легко запугать. Теперь отец сам боится силы, что так изменила его сына, и стала куда опаснее, подкрепленная знанием.
Теперь все в нем выдавало столичного жителя: и манеры, всегда безупречные, так что и не поверишь, что он произошел из самой простой семьи, и одежда немного иного кроя, чем носят на Аруне, и даже речь с характерным для Сорфадоса тягучим выговором. Родители терялись рядом с сыном, а Римус чувствовал, что смущает их своим поведением. Пропасть между ними была слишком глубока.
* * *
Соседи с интересом и настороженностью посматривали на молодого волшебника, неожиданно появившегося в их деревне. Не было такого дня, чтобы какая-нибудь местная кумушка не заглянула к матери Римуса, дабы утолить свое любопытство, а потом рассказывать трагическим шепотом, что «сын у бедной Энджи какой-то странный». Римус отлично помнил, как относятся жители Аруна к колдунам и чародеям, а в глазах соседей он и был таким колдуном: мрачным, молчаливым, угрюмым, похожим на хищную птицу. И хотя юноша никогда и ничем не выказывал свое превосходство, все сразу поняли, что лучше держаться от него подальше, дабы не нарваться на неприятности.
Молодой маг бежал на родной остров в поисках спокойствия, отчасти он хотел осуществить детскую мечту – появиться на Аруне во всем блеске величия. Но оказалось, что слава ничего не значит для жителей Аруна, и будь он хоть Верховным магом, к нему не стали бы относиться более почтительно.
Римус недолго наслаждался безмятежной и размеренной жизнью – если обычные люди относились к магам с опаской и недоверием, то богатые семьи считали своим долгом пригласить в дом настоящего чародея из самого Сорфадоса: других развлечений на острове не было.
Казалось, как только молодой волшебник ступил на землю Аруна, время вдруг понеслось с головокружительной быстротой. Только что было знойное лето, но вот уже леса на склонах Арха порыжели, небо наполнилось стаями перелетных птиц, а море стало серым и неприветливым – скоро должен был начаться сезон бурь.
Римус надолго уходил в сырые осенние леса, иногда пропадая там на два-три дня, бродил по пустынному побережью, где когда-то любил бегать мальчишкой. Он и сам не знал толком, чего ищет, череда смутных предчувствий теснилась в его душе, и с каждым днем эти предчувствия становились все сильнее.
Наступил праздник Середины Осени, принеся промозглые туманы с моря, дожди и пронизывающие ветра, утреннюю изморозь на траве, которая исчезала к полудню, пригретая еще теплыми лучами солнца. В этот день было принято жечь костры с ароматными травами, угадывая в завитках дыма предсказания на зиму, петь старинные баллады в кругу семьи, совершать паломничества в храмы. К крохотным пагодам, укрытым в глуши лесов, тянулись со всего острова пешие и конные путники, молчаливые, сосредоточенные, они шли поклониться богам, испросить у них благословение и совета.
Семья Римуса тоже отправилась в ежегодное путешествие к лесному храму Идарис, богини Дня, что своей белой маковкой возвышался над террасами убранных полей, сияя в неярких лучах осеннего солнца. Молодой человек предпочел остаться дома, боясь, что вызовет бурю негодования среди паломников, считающих, что маги оскверняют их святыни. Как только повозка, в которой ехали родители и сестра, скрылась за поворотом дороги, он отправился в противоположную сторону – узкой тропкой, едва хоженой и уже заросшей высокой пожухлой травой, он спустился к берегу реки Аринары, где любил сидеть в молчаливом одиночестве, смотреть на медленную, желтоватую от глины воду и упражняться в своих способностях.